Неудобная тема: гомосексуалы. Часть 1

Античная цивилизация называла их «великими и самыми искренними любовниками», христианство — «самыми большими грешниками». В странах Востока «таких» казнили, в СССР — сажали, а в Европе пытались найти существованию «таких» научное объяснение. «Они» и «такие» — это гомосексуалы, люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. До сих пор во всем мире отношение к ним прямо противоположно: в Иране геев зверски казнят прямо на центральных площадях городов, в США — празднуют легализацию гей-браков.

Россия, как всегда, пошла своим путем. В 2013 году в нашей стране был принят закон «О запрете пропаганды гомосексуализма, лесбиянства и мужеложества среди несовершеннолетних». Впервые законопроект именно с такими формулировками был принят в Санкт-Петербурге по инициативе депутата местного Заксобрания Виталия Милонова. Скоро аналогичный закон утвердили уже на федеральном уровне.

Документ запрещает публичную пропаганду гомосексуализма среди детей и подростков. Пропаганда в понимании законодателя есть публичная демонстрация своей сексуальной ориентации, призывы к гомосексуализму, а также любая информация о том, что гомосексуальные отношения равны гетеросексуальным. В результате инициативы Милонова открыто про геев говорить нельзя, обсуждать их кулуарно стало модно, а ругать и травить — правильно. А какие они на самом деле, эти геи и лесбиянки? Как одеваются, разговаривают, чем живут, и главное: бывает ли между ними любовь, про которую все говорят, что она — ошибка?

История первая. Дверь из плексигласа

С Алексеем и Михаилом встречаюсь в шумном городском кафе. Они похожи на героев женских грез: высокие, стройные, образованные и улыбчивые 30-летние парни. Есть машина и квартира, хорошая работа и средний достаток — в общем, полный комплект. Даже при пристальном разглядывании в них очень трудно увидеть представителей секс-меньшинств, настолько они не укладываются в привычный образ геев.

Нет ни розово-голубых рубашек в цветочек, ни колец со стразами, ни сережек. Обычные джинсы, футболки, модная брутальная щетина. Никаких растянутых гласных, «зайчиков» и «котиков». К друг другу они обращаются «старик» или «чувак», а для проходящих мимо девушек открывают двери и отодвигают стулья. И все же ты быстро понимаешь, что они именно пара. Может, дело в абсолютной синхронности движений или в зависающих друг на друге взглядах, в легких улыбках.

Они вместе уже почти десять лет, так что их отношения прошли огонь, воду и медные трубы. Было все: ссоры, измены, расставания, ревность и даже, чего греха таить, драки. Сегодня тот период «мексиканских страстей» парни вспоминают со смущением: «Молодые были, темпераментные оба, гормоны играли. Это как в песенке какой-то попсовой поется: мы друг другу могли постоянно поджигать окончания нервов. Смешно и стыдно, конечно. Хорошо, что повзрослели оба. И вместе».

Познакомились парни на парковке перед вузом. У Миши в то время уже был «любимый парень» — его байк, на котором он как раз чуть не въехал в машину Алексея. Успел затормозить, долго извинялся, бормоча: «Чувак, ты прости, я в тебя чуть не вляпался». Фраза оказалась пророческой, ибо Миша все-таки «вляпался», только не в автомобиль, а в нового знакомого.

К своим двадцати годам Михаил уже успел смириться с собственной гомосексуальностью и даже оставил попытки забыть свою тягу к парням в объятиях очередной симпатичной девушки. Поэтому, оторвавшись от родителей и приехав на учебу в Иркутск, паренек попробовал все реалии жизни геев. Тусовка, клубы, одни и те же лица, сплетни — все это вызывало чувство отвращения, но только там можно было встретить парня. Вот только все романы Михаила длились недолго, и постепенно молодой человек стал скатываться в глубокую депрессию.

— Я чувствовал себя грязным, мерзким. Меня мучило непроходящее чувство вины перед родителями и братом, я каждый день просыпался с мыслью: «За что моим любимым на голову свалился такой урод!».

— О признании, каминг-ауте, даже речи тогда не шло, страшно было до жути. — вздыхает мужчина. — У меня однокурсник был открытый гей, его дубасили часто, презирали. Он мне сразу сказал: ты, мол, даже не рыпайся, сидишь «в шкафу» и сиди.

У Леши метания были еще хуже. Он был единственным сыном у родителей, уважаемых жителей небольшого городка. Их браком восхищались все друзья и знакомые, а Алексей, лет с пятнадцати мечтавший о парнях, дико боялся, что кто-то заподозрит его. В попытке очередной раз «задавить в себе грех» и после нелепой влюбленности в парня из параллельного класса, в восемнадцать лет он женился на хорошенькой однокласснице. Через некоторое время родилась дочка. Алексей вел с собой постоянный внутренний монолог, твердя, что у него хорошая, даже просто замечательная супруга, но не слишком помогало. Он бросил институт под предлогом того, что нужно зарабатывать на ребенка, на деле же просто не хотелось выходить из дома.

От дружбы с бутылкой и мыслей о суициде, как ни странно, спасла армия. Отдав долг Родине, Леша решился отдать долг и собственной честности. Во время серьезного разговора с женой у парня тряслись все поджилки, а супруга, вздохнув, сообщила: «Да догадывалась я давно». Оформив развод, Алексей переехал в Иркутск, чтобы начать новую жизнь. Устроился на работу и поступил в вуз. Клубы и мимолетные интрижки были, но все «не то». Спустя некоторое время после столкновения с Мишей на парковке он вынужден был себе признаться в том, что катается на факультет вовсе не из-за преподавателей, а из-за симпатичного байкера. Решил: ну подружиться же никто не мешает, ведь один в большом городе. Да и подсознание нашептывало, что Миша так широко ему улыбается неспроста. Прокрутившись без сна пару ночей, Леша раздобыл билеты на футбол и, заикаясь, пригласил Михаила на игру.

Пять лет назад ребята приняли решение жить вместе. С тех пор потянулись семейные будни. Парни честно говорят, что это непросто. Уж больно разные у них характеры. Когда у Леши телефон начинает отыгрывать песенку «Fever» в исполнении Адама Ламберта, Миша, поклонник олдскульного рока, слегка морщится, но вспоминает: они научились договариваться. И так во многом.

— Мы, как все пары, часто с трудом и скрипом решаем бытовые проблемы. Если один работает допоздна, значит второй — «дежурный по тарелочкам», — улыбается Михаил. — Копим на отпуск, на починку машин, на новый ноутбук ребенку или на ремонт. Сложнее ли нам, чем натуралам? Конечно, их государство поддерживает, а нас мечтает посолить и сжечь. Что было сложнее всего? Признаться родителям. Но дальше прятаться за фразой «Это просто мой самый лучший друг» стало уже смешно.

— Разумеется, был скандал, — вспоминает Леша. — И у меня и у Мишки семьи встали на дыбы. Это нормально, мы были к этому готовы. Ни один вменяемый родитель, услышав от сына шокирующее признание, не закричит «Поздравляю!» и не побежит развешивать по квартире радужные флажки. Принять и понять ребенка-гея — нелегко. Путь долгий, иногда длиною в жизнь. Нам было проще, потому что мы не заявили родителям «мы любим мужчин», а показали конкретного мужчину. К тому же, прежде чем делать такие громкие признания, неплохо бы научиться самому зарабатывать. Сейчас его родители ко мне хорошо относятся, а мои — к нему. Но они никогда не будут рассказывать о наших отношениях своим знакомым, это нормально, это люди другого поколения. Это нужно понимать и уважать.

На работе и среди знакомых парни свою ориентацию и свои отношения все же не афишируют. Никто ничего особо не скрывает, но желания лезть на радужные баррикады тоже не возникает. По одной простой причине: страх. Глупо хорохориться и строить из себя крутого мачо. Страх для гея в нынешней России — увы, обычное чувство. Страх за любимого, за родителей, а главное — за дочь. Ребенок — это единственное табу в нашей довольно откровенной беседе. Оба мужчины панически боятся того, что их дочь начнут травить. Пока одиннадцатилетняя девочка не задает вопросов и совершенно спокойно проводит летние каникулы с папой и дядей Мишей, что будет дальше — не знает никто.

— Иногда кажется, что мы живем в прозрачном шкафу, — говорят ребята. — За очень прочной, но прозрачной дверью. Как из плексигласа, самого прочного стекла. Она надежная, потому что мы научились крепко держаться друг за друга, за своих близких, за свою семью, а прозрачная, потому что все, и знакомые и сослуживцы, обо всем, разумеется, знают. Догадываются — минимум. Но вопросов не задает никто. Открытых «наездов» тоже нет. Почему? Без понятия. Может, оттого, что мы научились уважать окружающих, их взгляды и чувства. Если бы еще образумить гомофобов, которые хотят нас всех убить и покалечить. Гей-парадов или гей-браков нам не нужно, не в этой стране, не в этой действительности. Просто хотелось бы элементарного ответного уважения — это все.

История вторая. Молитвы за любовь

У следующего героя, двадцатилетнего парня по имени Вениамин, все иначе: свою ориентацию он не скрывает и не замалчивает. Напротив, о гомосексуализме он готов открыто и спокойно говорить даже с малознакомыми ему людьми.

«С вопросами можно не стесняться», — сразу заявил мой собеседник, лучезарно улыбаясь. Этот парень – очередной «пинок» по сложившемуся в обществе образу гея. Снова никакой экзотики в прическе или одежде. Таких парней в джинсах и с рюкзаками встречаешь в Иркутске каждый день. Из необычного в Венике разве что гренадерский рост, располагающая к себе улыбка и немного затаенной грусти в глазах.

На серьезный шаг — «выход из шкафа» — Веник решился еще два года назад, едва справив совершеннолетие. На вопрос «зачем» он не задумываясь отвечает: «Врать всем кругом надоело».

— Мои первые «нежные» мечты о парнях начались где-то лет в 7—8. Точно помню, как представлял себе, что на меня нападает страшный дракон, но тут на помощь приходит прекрасный принц в сияющих доспехах, — усмехается молодой человек. — Я тогда еще не знал, что мечтать положено о принцессах.

Дальше-больше: взрослея, мальчишка пристрастился смотреть мамины сериалы, но его интересовали не главные героини, а красавцы-герои. Некоторые из сериальных мачо даже снились впечатлительному. Потом он стал заглядываться на одноклассников, от некоторых мальчишек Веник получал заинтересованные взгляды в ответ. Иногда случались неловкие попытки «полапать» друг друга, но все они заканчивались стыдом и чувством, что сделал что-то невероятно плохое.

Семья Вениамина всегда была религиозной: посты, молитвы, регулярные походы в церковь. Мама и бабушка приучили Веника думать, что Бога нужно любить и бояться. В этой правде жизни паренек и не сомневался, как жить по-другому — ему было неизвестно, а многочасовые моления в церкви казались делом нормальным, привычным. С раннего детства мой собеседник был алтарным мальчиком и пономарем. И все это время юный Вениамин вел с собой непрекращающийся монолог. Одна его часть твердила, что «мужеложество» — страшный грех, вторая говорила, что у него просто такая сущность, и ничего с этим не поделать.

— Я боялся быть затравленным или того хуже — покалеченным или убитым. Меня пугала мысль, что от меня откажутся родители, или что я стану изгоем в школе. Поэтому я молчал, думая, что всё пройдёт само-собой, я встречу рано или поздно девушку, и будет у меня семья как у всех, — вспоминает прошлое Вениамин. — Постепенно все отчетливее приходило понимание того, что рядом с собой я хочу видеть именно парня. Что делать с этим пониманием, я не знал.

Девушки тоже не обделяли высокого и симпатичного парня своим вниманием, попытки «онатуралиться» у Веника были и неоднократные. «Представь, ты идешь с девушкой, вы вместе, но ты все равно только симпатичных парней разглядываешь, и к чему вся эта комедия тогда?». Но знакомиться с парнями не удавалось, и Вениамин решил поискать нужного человека через интернет. Как можно по-другому познакомиться с симпатичным пареньком в провинциальном Иркутске, семнадцатилетний мальчишка представлял смутно. Но и во всемирной паутине «водились» только приставучие, клейкие и липкие типы с непристойными предложениями, чаще всего взрослые дяди, желающие заполучить в свою коллекцию очередного невинного юного красавца.

После школы парень поступил в педуниверситет. Он оказался одним из пяти парней на курсе, все остальные — девчонки на любой вкус. Однокурсницы, разумеется, Веника сразу же взяли «на особый контроль». Вскоре выяснилось, что Вениамин заинтересовал не только девушек, но и одного из парней. Уже в самом начале учебы между молодыми людьми вспыхнул короткий роман, который так же быстро и завершился. И снова — одиночество. После первых неудачных отношений нахлынула депрессия, а рассказать некому.

Между тем в соцсетях однокурсники Веника горячо обсуждали животрепещущую тему: «милоновский крестовый поход» против неверных и нетрадиционных. Наш герой, который с самого детства был приучен к тому, что ложь — это грех, смолчать уже не смог. Поползли слухи, шутки, хихиканья за спиной. Вениамин крепко задумался о своем будущем. После первой же сессии парень взял академический отпуск и принялся искать работу. Затем Веник откровенно ответил на прямой вопрос «Ты гей?» особо навязчивой однокурсницы: «Да гей я, гей. Можете начинать смеяться». Факультет погудел и успокоился. Потом последовало вполне удачное признание друзьям, но впереди было самое сложное — мама и бабуля.

— Мама пила чай. Я сел и сказал, что устал ей лгать. Она спросила, о чём это я. Я заплакал, взял её за руку и сказал, что мне не нравятся девочки. Она стала утешать, мол, разве ж это проблема, встретишь ещё свою, — говорит парень. — Я же возразил, что девочки не нравятся совсем. Нравятся мальчики. С одним я расстался недавно. Она посидела молча некоторое время, после чего сказала, что всё равно любит меня, но я должен понимать, что это неправильно с точки зрения её религии и общественных норм.

Вечером того же дня Веник уговорил маму посмотреть знаменитый фильм «Молитвы за Бобби» — там такая же верующая семья, такой же запутавшийся мальчик-гей, который сломался и покончил с собой. Плакали оба. Вениамин почти вздохнул с облегчением: его поняли! Но все оказалось не так-то просто. В душе верующей мамы Веника началась полномасштабная война. С одной стороны — догмы православия, страшные слова «мужеложники царства Божьего не наследуют», с другой — родной сынок, который совсем не изменился.

С тех пор Веник и его мама все равно что катаются на американских горках: то они спокойно обсуждают разные темы, то она вдруг начинает плакать и кричать: «Ты попадешь в ад!». Для Веника это и есть ад — маму он очень любит, но не понимает, как ей теперь помочь. Вениамин решил жить отдельно, благо на съемную квартиру и нормальную жизнь он себе давно зарабатывает сам.

Парень уверен, что гомосексуализм — это штука врожденная. Своего рода механизм регуляции численности человеческой популяции. Каким-то особенным или пафосно «не таким» Вениамин себя точно не считает — в Иркутске «не таких» найдется немало.

С бабушкой тоже все непросто — мать запретила говорить ей правду напрямую, но парень уверен: его бабуля прекрасно все понимает. Друзья и коллеги относятся к откровенному молодому человеку вполне лояльно, во всяком случае открытой агрессии пока не высказывает никто. Друзья-натуралы в шутку могут «проехаться» по его ориентации, но как-то без злого умысла, по-доброму.

— Я никому ничего не навязываю, не нравится — значит не нравится, это уже не мои проблемы, — вот такая философия у Вениамина сегодня. — А тем, кто будет нападать, я ведь и сам врезать могу.

Правда, Веник признается: когда нужно промолчать об ориентации, он промолчит. Если раньше он рвался доказать всем что-то и мечтал о «великой ЛГБТ-революции», сегодня такие стремления сошли на нет. Некоторые парни, с которыми Вениамин пытался построить отношения, все еще прочно «сидели в шкафу» и скрывали все и ото всех — вот в таких случаях градус откровенности приходилось понижать. Многие ребята ведь на такой «секретный» образ жизни отваживаются неспроста. Кого-то заставляют семьи, кого-то работа. В Иркутске полно геев, которые женаты. Есть среди них и те, у кого браки фиктивные, кому статус семьянина нужен только «для галочки» на службе. На этот случай у геев даже есть поговорка: «Она у тебя хорошо женой работает!».

И все равно каждый из гомосексуалов и в двадцать и в сорок лет ищет одного — любви. Того самого, любимого и единственного. Если изъясняться каламбурами: такая вот голубая мечта каждого мальчика-гея.

На вопрос «А как же поиск себя? А как же Бог?» Веник, почти не задумываясь, говорит: «Себя я давно нашел. Еще когда два года назад сказал, что горжусь тем, что родился геем».

— Верю ли я в Бога? — мой собеседник на секунду замолкает. — В того, которого преподносит церковь, пожалуй, нет. Я ведь раньше слепо верил, потому что говорили: верь. Крестик ношу и сегодня, но только потому, что бабуля попросила. Знаешь, я в любовь верю. Да, в любовь. А ведь любовь — это и есть Бог.

Имена героев публикации изменены.

Надежда Гусевская, IRK.ru

Иллюстрации IRK.ru