По утрам, в час когда малыши в детском саду уже начинают забывать ужасы манной каши, но уже чуют дух молочного супа, детские площадки города принадлежат алкашам.
Это утро ничем не отличалось от прочих. На скамье у дальнего периметра детской площадки приход Кондратия праздновал пыльный мужчина. Одетый в засаленное землистого цвета пальто и немного китчевые, неоново-розовые горнолыжные штаны, мужчина увлечённо прикладывал к губам целительный шкалик. Сущее понемногу наполнялось смыслом.
В центре площадки, на правах владельцев ребёнка, сцепились языками две симпатичные девы лет двадцати. Девы были окрашены в роковых брюнеток и одеты в некую униформу: чёрные микро-юбки и кожаные куртки в масть. Девушки отличались ровно настолько, чтобы их не перепутать. Они пасли двухлетнего малыша, курили, и, с изяществом, какое демонстрируют только потомственные аристократы во время чаепития, по очереди что-то посасывали из банки с надписью «Jaguar». Забытый мамашей двухлетний отпрыск сосредоточенно набивал карманы песком.
Если точнее, песок был сопутствующей добычей, малыша привлекали более диковинные артефакты – окурки, фантики, бутылочные крышки, однако подводило отсутствие мелкой моторики и способности выделять главное. Деловая активность малыша привлекла внимание пыльного мужчины. Тот наблюдал за карапузом с отеческой улыбкой. Очевидно, он одобрял тягу к собирательству, как к занятию ортодоксальному и респектабельному. Трудно сказать, кем был этот человек до того, как принял доктрину экономического нигилизма, однако в следующий миг он проявил себя с неожиданной стороны.
Малыш нашёл ржавый гвоздь и сейчас колупал им песочницу. Творческий процесс был прерван мамой. В дискуссии с подругой наступила естественная пауза, вызванная раскуриванием очередной сигареты. Когда она огляделась по сторонам, её взгляд упал на нечто, похожее на ежа, ночевавшего в пепельнице. Считается, что мать всегда узнает своё чадо. И действительно, острый позыв родительского долга вывел мать из нирваны общения. Она сверкнула коленками и принялась отделять ребёнка от плевел.
Малыш стоически перенес чистилище, однако наотрез отказался расставаться с гвоздём. Но и мамаша была тверда. Она боролась не с возможным столбняком, а просто выражала заботу через любимую форму общения – скандал. Малыш ревел в голос, но упирался изо всех крошечных сил. Мать оглашала квартал проклятиями. Пыльный мужчина тихо отделился от лавки и приблизился.
- Что вам известно про институт частной собственности? – внезапно произнёс он каркающим голосом.
Мать прекратила рёв и распрямилась.
- Чё? – она была на голову выше мужчины, лихо раскрашена и щедра формами.
- Вы отчуждаете чужое имущество, - назидательно произнёс мужчина. – Это недопустимо.
Последовавший комментарий барышни не попадёт в этот текст по соображениям нравственности. Скажу только, что она ёмко очертила персональные границы дозволенного, коснулась темы гендерного превосходства в воспитании детей, выразила отношение к экономическим институтам и отдельным гражданам РФ в частности. «Вшивый кондом, учить взялся», - заключила мать.
Нет ничего хуже бытовой ссоры с красавицей. На атаку сексуальности редкий мужчина среагирует адекватно. Он с лёгкостью пошлёт бабулю, подерётся с собутыльником. Но спорить с прелестной женщиной попросту не позволяют гены, ведь инстинкт призывает к немедленному размножению. Пыльный мужчина выдохнул, вынул из кармана подержанный ключ и присел перед малышом.
- Смотри! – каркнул он и заставил ключ сверкнуть на солнце. – Меняемся?
Он осторожно принял из кулачка малыша враждебный предмет и заменил его ключом. Поднялся и захромал прочь.
Когда розовые штаны скрылись за углом, на площадке царило умиротворение. Малыш очарованно любовался новой игрушкой, мать открывала новую банку.
- Дебил какой-то, - она затянулась сигаретой.
- Ага, - кивнула подруга. – Папа Карло.
