Время от времени во дворе радуется жизни больной мальчик. Лет 13, растянутое трико, словно из 80-х, грязноватая футболка. Неровно и довольно давно стриженные волосы. Мальчик негромко, но отчетливо испускает звуки, похожие на вой собаки, если бы он мог быть веселым. Он обнимает скамейку, когда меняет сидячее положение на лежачее, счастливо улыбается всем вокруг, хотя вокруг никого, кроме окон, лениво отражающих мутноватое небо, и настороженной парочки с маленьким ребенком, сидящей в отдалении.
На просторную детскую площадку, обсаженную деревьями, под одним из которых мальчик делит радость жизни со скамейкой, вступают две девочки. Они постарше, в том возрасте, когда и в лагерь уже не комильфо ездить, и в городе заняться нечем. Чувствуется, что неторопливый вечерний променад с утомленным видом и мороженым в руках к середине лета стал традиционным. Тяжесть знания об окружающем мире исходит, наверняка, в том числе, и от того, что, несмотря на малую разницу в возрасте (пара-тройка лет), мальчик выглядит как мальчик, а девочки — уже не как девочки. Разумеется, наряд на привычный выгул скуки продуман до мелочей; он подчеркивает все те выпуклости, которые в этом возрасте уже (еще?) и без подчеркивания видны ровно настолько, насколько позволяет их спрятать современная текстильная промышленность и индивидуальный барометр скромности.
— Гляди… — протяжно и привычно-недовольно говорит одна. — Опять идиот здесь. Помнишь, ну, которого я мячом тогда нечаянно стукнула?
Вторая отвечает что-то неразборчивое. После секундной задержки девочки направляются к скамейке.
— Привет, — солирует первая. — Помнишь меня? А это Катя. Ка-тя.
Она многократно повторяет имя подруги. Мальчик счастливо-застенчиво, с нарастающим энтузиазмом ыкает. Девочка терпеливо пытается заставить его повторить «Ка-тя», словно наслаждаясь, что это не она находится в слегка унизительной ситуации знакомства с идиотом, который даже имени ее произнести не в состоянии.
Через минуту-полторы девочки теряют к нему интерес. Заговаривают о чем-то своем, неторопливо погладывая эскимо.
Мальчик ыкает все громче и настойчивее, улыбаясь в перерывах все шире. Наконец, интенсивность звуков мешает беседе; с недовольным видом они не спеша встают и пересаживаются на дальнюю лавку. Мальчик не знает, как сублимировать свой восторг. Сделав пару кругов диаметров в 5-6 метров, он садится на одиночную качелю и отчаянно качается, время от времени громко, даже призывно ыкая.
Минут через 10 к девочкам присоединяются еще три сестры по летнему городскому ничегонеделанью. Едва ли все они между собой дружат — для дружбы слишком велика концентрация нерастраченных гормонов на детской площадке и конкуренция между производителями туши для ресниц. Но ситуация такова, что больше общаться не с кем.
Из прибывшей троицы одна — явная «королева бала»: степень надменности выше, чем у остальных. Она с ледяным, брезгливым и вынужденным любопытством начинает наблюдать за мальчиком. В отсутствие поддержки со стороны королевы разговоры стихают. Все остальные девочки тоже уставляются на него, правда, в глубине души явно недоумевая, почему и зачем они это делают.
От пяти пар женских глаз, в тишине пристально смотрящих на него, больной мальчик окончательно сходит с ума: он бегает по площадке, взбирается на качелю и тут же слазит с нее, жестикулирует с неуклюжестью, присущей всем людям с психическими отклонениями, ыкая так страстно, что становится неудобно на него смотреть. Но только не королеве: она глядит на него неотрывно, не меняя выражения лица, этого холодного брезгливого любопытства. Сложно сказать, что именно она думает: на кого из них он сильнее реагирует? что было бы, если бы их было меньше? а больше? сколько же он сможет так бегать и к чему вообще это все?
А может быть, она думает о чем-то другом или не думает вовсе, а просто наслаждается триумфом своей юной женской привлекательности, скроенной из музыкальных телеканалов, передач о моде, кошелька родителей и щедрости генов,не поскупившихся на хорошие волосы, упругую грудь среднего размера и прекрасных пропорций зад, на котором сквозь облегающие джинсы видна отчетливая прорисовка трусиков.
Собственно, если летом так скучно и больше делать нечего, почему бы не посидеть тут с этими временными подружками, не поглазеть на идиота? В конце концов, возможно, он счастлив, что они все (ну, конечно, в первую очередь, она) уделяют ему немного внимания.
И это правда. Он счастлив.
