В октябре отдельно взятая московская школа показала, что молодым у нас везде дорога — везде, но не всем. Родительское сообщество в выпускном 4-м классе постановило вернуть для переделки школьный альбом с чадами по той причине, что на фотографии затесалась дочка учительницы, семилетняя Маша.
У Маши синдром Дауна.
Как пишут те, кто что-то хочет сказать о Маше кроме «уберите это от моего дитя», девочка «очень плохо говорит, но в классе ей было хорошо, она пыталась общаться, всех обнимала». Вообще-то всё именно так, как показывают в некоторых слезоточивых американских фильмах. Но уронить слезу над абстрактной экранной жертвой судьбы оказалось не только проще, но и приемлемее, нежели видеть эту жертву рядом со своим ребенком каждый день.
Вообще-то дети с синдромом Дауна, как правило, именно такие, как их изображают в том самом кино: доброжелательные, с не самым развитым интеллектом, всегда желающие играть и не понимающие, почему многие дети с ними играть не желают. Пастернак писал «любить иных — тяжелый крест»; так вот, они — те самые иные. Любить их — тяжелый крест. С ними и общаться-то непросто. И, в общем, очевидно, что никого из нас не заставить любить чужого ребенка, даже обычного. Но ведь этого и не требовалось от родителей четвероклассников обычной московской школы. Просто надо было вспомнить такое понятия, как сочувствие. Подумать: это ли не урок твоему ребенку, что в жизни люди бывают разные и иногда нужно переступить через инстинктивные неприятие и страх, чтобы не казаться, а быть человеком.
Что кривить душой: инвалиды вызывают, в первую очередь, именно эти чувства. В любом нормальном человеке. Именно потому, что он нормальный, а они — нет. Одноногий человек — это ненормально, потому что у всех людей 2 ноги. Слепой человек — это ненормально, потому что… Человек с психическими нарушениями… стоит ли продолжать?
Нам страшно и даже, будем честны, иногда физиологически неприятно, вплоть до брезгливости, при встрече с инвалидами. Второе вытекает из первого: страх — первопричина инстинктивного желания не видеть «не такого», потому что он является в прямом смысле слова очеивдным свидетельством простой истины: никто не застрахован. Ибо жизнь странна, а замысел небесных сил слишком прихотлив в сложности своей многоходовки. Каждый из нас может стать «не таким», на самом деле. В любой момент. Достаточно нелепой и трагичной случайности. А человек не любит то, что напоминает, заставляет его думать о страшном. Вот мы, в лучшем случае, и стараемся не замечать, что инвалиды среди нас. В России, впрочем, это не сложно: давно вы видели на иркутской улице колясочника? Знаете, почему их там практически нет? Даже с учётом, что в новых домах — о чудо — делают для них пандусы…
Потому что у них нет никакой социализации. Им рядом с нами в обычной жизни еще более некомфортно, чем нам рядом с ними. Ведь как мы на них смотрим? — со смесью жалости и брезгливости. Что уж говорить о людях с психическими отклонениями.
Те из вас, кому за 30, наверное, помнят, что в советские времена и в начале 90-х в булочной напротив 15-й школы, на Ленина, работала женщина с какой-то похожей болезнью. Я не специалист, не буду утверждать, синдром Дауна это был или что-то другое. Но интеллектом и поведением она была примерно как бегавшие туда младшеклассники. Которые её дразнили. Пинали. Отбирали вещи.
Нет, не все, конечно.
Но если мы, взрослые люди в 21 веке, будем вытирать неудобных инвалидов со школьных фотографий наших детей, количество тех, кто их дразнит и пинает, будет только расти.
