Илмар Лапиньш: «Музыка — это параллельный мир, куда мы убегаем от окружающей реальности»

Любить симфоническую музыку необходимо не только слушателям, но и тем, кто ее пишет и играет. Без любви невозможно честно и искренне сыграть любое классическое произведение. Наш собеседник — дирижер иркутского губернаторского симфонического оркестра Илмар Лапиньш — считает, что именно эмоциональная открытость позволяет сибирским музыкантам срывать овации на мировых концертных площадках.

— Илмар Артурович, расскажите, кто и как «влюбил» вас в музыку? Это произошло в Риге, откуда вы родом?

— Да, как я себя помню, моя мама училась петь во времена буржуазной республики. А потом были все эти политические события, каждые два года сменялись правящие режимы, родители моей мамы жили на деревне и имели восемь коров и одну лошадь. Когда закончилась война и установилась Советская власть, их за это раскулачили и депортировали в Томск. А ей, как дочери «кулака», был закрыт путь в консерваторию.

Ее огромная мечта о занятиях музыкой не сбылась, мама работала машинисткой. Она, в том числе, брала работу на дом — я рос очень болезненным ребенком и за мной нужно было присматривать. В комнате, где мама печатала, постоянно звучала классическая музыка — в 12 часов по радио включали оперные композиции. И вот с 3—4 лет я, слушая концерты вместе с мамой, эту музыку тоже полюбил и сызмальства уже многое знал наизусть. Это, кажется, и определило мою дальнейшую музыкальную судьбу. А в среднеспециальной музыкальной школе преподавала Маргарита Владимировна Тунэ, чьи изумительные уроки укрепили мою любовь именно к симфонической и оперной музыке.

— А за что именно вы полюбили именно симфоническую музыку?

— За то, что симфоническая музыка, симфонический оркестр, по моему, — это наивысшая точка одновременной работы многих человеческих разумов. Музыканты здесь, не работая синхронно, в итоге добиваются слитного гармоничного звучания. Такую уникальную форму коллективной работы, кроме оркестра, можно встретить разве что в каких-нибудь конструкторских бюро.

— А чему, на ваш взгляд, может научить и на что сподвигнуть классическая, симфоническая музыка своего слушателя?

— Как мне кажется, музыка — это целый параллельный мир, куда мы иногда убегаем от окружающей нас реальности. И не только музыканты, но и слушатели. Человек-зритель приходит на концерт, чтобы забыть о сегодняшнем дне. И под влиянием симфонической музыки зритель порой начинает копаться в себе, задавать вопросы: «Так ли я живу? Правильно ли я поступаю?» и прочие. И самостоятельно находит искренние, честные ответы. В итоге получается некая исповедь самому себе. И это пусть немного, но очищает душу слушателя, делая его хоть чуточку лучше. Такую важную социальную задачу выполняет не только симфоническая музыка. Для этого есть и опера, и живопись, и литература — все то, что мы называем искусством.

— В какой роли вам комфортнее — за дирижерским пультом или в оркестре?

— Мне в принципе неважно — я стою перед оркестром или сижу среди музыкантов. Для меня, к примеру, самое большое музыкальное наслаждение было в 1971 году. Тогда месяц я играл с оркестром ярославской филармонии, где работали Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. В то время им, как и Солженицыну, запретили выезд за границу. Тогда Ростропович, помнится, сказал министру культуры: «Ну прекрасно, тогда я наконец буду работать для своего народа». Ярославский оркестр под его управлением дал новые концерты в Ярославле и по области, а затем в Кирове. Я в этом составе оркестра работал концертмейстером группы альтов. И работа с таким человеком в самой гуще событий была для меня безмерным счастьем.

— Но ведь классической музыкой наверняка не ограничиваются ваши музыкальные вкусы?

— Конечно! Я в свое время работал в опере, а в юности был очень даже неплохим джазменом (смеется). А в прошлом году выступал с небольшими коллективами в Италии. Меня пригласили туда на мастер-классы, где я преподавал дирижирование. И я хотел, чтобы со мной приехала и моя супруга, но для нее нужно было оплатить дорогой номер в пятизвездочной гостинице. Таких денег у меня не было, и присутствие жены, казалось бы, уже сорвалось. И тогда организаторы меня спросили: «Вы играете?» — «Да, играю», — говорю. «Тогда сыграйте у нас с одним коллективом». И тогда я ради присутствия жены отыграл альтистом три концерта с квартетами и квинтетами.

— Если коснуться вашего решения возглавить иркутский губернаторский симфонический оркестр в 2009 году: тот оркестр, который вы приняли и тот коллектив, что работает под вашим началом на данный момент — что изменилось?

— Все просто — я стал более похож на оркестр, а оркестр стал более похож на меня. Мы с музыкантами очень сблизились. Я не берусь судить, что было до меня. Одно скажу точно — мой предшественник Зверев собрал в оркестре очень хороших музыкантов и я принял из его рук эффективный, слаженный коллектив.

Сейчас я стараюсь сделать акцент на музыку русских композиторов. Например, мы уже сыграли третью симфонию Глазунова, которую, к слову, в России играют крайне редко. Также мы сыграли симфоническую поэму Римского-Корсакова «Антар» и оперные фрагменты его авторства, вторую симфонию Сергея Прокофьева и другие произведения отечественных авторов. Что тут говорить — делать надо.

— А если коснуться вашего стиля управления оркестром, какой подход вам ближе — тиранический или демократический? Или же какой-то еще?

— К сожалению, демократический. Иногда я вижу, что нужно быть более жестким и может быть, когда-нибудь я таким и стану. Но, несмотря на мягкость управления, оркестр играет довольно успешно. Хотя, признаю, над многим в оркестре еще нужно работать, нам есть куда расти. В тот момент, когда я посчитаю, что в оркестре все хорошо — я стану музыкальным трупом.

— Впервые вы посетили Иркутск в гастролями в 1971 году и впоследствии неоднократно здесь выступали с концертами. А в 2009 году переехали совсем. Какие впечатления у вас остались от первого посещения города?

— Очень хорошие, просто прекрасные впечатления — что тогда, что сейчас. Представьте себе — с 1971 по 1990 год, за 19 лет я дирижировал здесь 41 концерт. Если бы мне здесь не нравилось, столько бы выступлений я бы в этом городе не было.

Хотя на первых гастролях в Иркутске в 1971 году со мной произошел один неприятный инцидент. Помню, программа выступления была сложнейшая, собирались играть «Фантастическую симфонию» Берлиоза. Но после первых двух репетиций я отравился в гостинице «Сибирь», что-то не то съел. На два дня слег с температурой, и в результате пришел только на генеральную репетицию в день концерта. Но, несмотря на случившийся казус, именно этот концерт в Иркутске я считаю одним из самых эмоционально сильных выступлений в моей жизни.

— В последнее время наметилась тенденция, что многие талантливые и активные иркутяне, к сожалению, покидают родной регион. Вы же наоборот, сознательно переехали жить и трудиться в Иркутске. Скажите, чем вас привлекает Иркутск, помимо дирижерской работы?

— Если бы я не любил Иркутск, я бы никогда в жизни сюда не переехал. У иркутян, я считаю, есть особый моральный стержень, свой некий кодекс чести. Иркутяне любят и гордятся своим городом, наверное, как никто в нашей стране. Хотя в городе, безусловно, много чего еще нужно сделать. Еще Иркутск мне видится неким культурным заповедником, где хранится богатая творческая история города и региона.

Здесь у меня были и есть друзья, с которыми я за многие годы сроднился. Это, к сожалению, ныне покойные Толик Варшавский и директор музтеатра Володя Шагин. Есть старый друг еще с советских времен — пианист Миша Клеин. Не сказать, что сейчас мы с Мишей часто видимся, но каждой редкой встрече с ним я очень-очень рад.

И конечно же, свою роль играет близость Иркутска к Байкалу. Я был в шоке, когда впервые увидел это великое озеро, и с тех пор Байкал стал магнитом, притягивающим меня сюда.

— А вы сами с Иркутском породнились?

— Я считаю, что родина для любого человека — то место, где он родился. Для меня это далекая прибалтийская Рига. Но этот факт не мешает мне делать для Иркутска все то, что я бы сделал для своей родины.

— Ваша супруга не поддержала ваше решение переехать в Иркутск в 2009 году. Как вы считаете, за эти 4 года ее мнение по этому поводу изменилось?

— То, что не поддержала — это не страшно, жены всегда должны мужей хоть чуть-чуть пилить, для порядка в семье (смеется). Несмотря на это, моя супруга со мной с первого дня в Иркутске. Сейчас мы вместе работаем в оркестре, она привезла дочку, которая теперь учится в иркутской школе. По этому вопросу у нас с женой разногласий больше нет.

— В одном из своих интервью вы как-то обмолвились, что ваш иркутский симфонический оркестр играет особую, сибирскую музыку. Что под этим понимается?

— В первую очередь — открытые эмоции. Сибиряки в целом более эмоциональны, чем, к примеру, жители центральной России. И своей творческой открытостью сибирские музыканты привносят в свою игру бОльшую энергетику, буквально живут и дышат музыкой.

Подобное я наблюдал не только в Иркутске. Некоторое время я работал с симфоническим оркестром в Томске. Там музыканты также вкладывали в звучание того или иного произведения свои живые, искренние эмоции.

И еще один пример из моей практики, связанный с камерным оркестром с Камчатки под руководством Георгия Александровича Аввакумова. Когда я жил в Вене, меня попросили помочь им организовать здесь концерты, и с моей помощью они три года регулярно приезжали в Вену с выступлениями. На третий год, в очередной раз у них было запланировано выступление в венском концертхаусе. В нем есть две большие площадки — большой зал и зал имени Шуберта, где выступал камчатский оркестр. И в день их концерта в большом зале выступала испанская оперная певица Монсеррат Кабалье. Музыканты, конечно, переживали, что из-за выступления оперной примы на их концерте не будет никакой публики. Но в результате произошло неожиданное. Конечно, Монсеррат Кабалье собрала полный зал, но и на концерте камчатского оркестра в зале Шуберта не было свободных мест. А значит, что очень требовательная венская публика, разбалованная всякими музыкальными лакомствами за два года, при скромной рекламе, оценила и приняла камчатских музыкантов. Это дорогого стоит.

— А насколько востребована классическая музыка в Иркутске, да и в Сибири в целом?

— А вы приходите на любой концерт в филармонию и увидите полный зал зрителей. Публика собирается крайне разнообразная. И в этой связи очень отрадно, что приходит в том числе и молодежь. Значит, у иркутской публики есть завтрашний день.

— Вы уже не первый год ратуете за открытие оперного театра. Почему это для вас так важно?

— Опера для Иркутска не нова. До революции 1917 года здесь действовала труппа под руководством отца Ивана Петрова-Краузе — известного оперного певца, солиста Большого театра и очень именитого иркутянина. Сейчас создать труппу в Иркутске тоже вполне реально — было бы желание.

Это важно для нашей публики, иркутский зритель заслуживает особого отношения к себе. Тем более оперный театр серьезно повышает статус любого города. Иркутск, считающий себя культурной столицей, без оперного театра таковым быть не может.

IRK.ru

Фотографии предоставлены Иркутской областной филармонией