Пожалуйста, отключите AdBlock.
Мы не просим большего, хотя работаем для вас каждый день.
 Спецпроект «О кино»

«Про рок» и кино

Режиссёр-документалист Евгений Григорьев — о своём фильме, жизни и общении поколений.

В ноябре в Иркутске прошёл третий Байкальский фестиваль регионального кино. Открылся он показом документального фильма «Про рок» из Екатеринбурга.

Кино повествует о целом поколении современной российской рок-музыки. Три лидера трёх молодых групп — Cosmic LATTE, «Сам себе Джо» и «Городок чекистов» — идут к своей мечте. На каждой развилке в пути герои отвечают на главные вопросы. На творческой встрече с иркутянами режиссёр ленты Евгений Григорьев рассказал о непростой истории рождения картины, реалиях отечественной документалистики и поделился рецептом создания хорошего кино.

Часть первая. 550 часов истории поколения

Сначала я вообще хотел снять документальный мюзикл на первый альбом Серёжи Бобунца (лидер группы «Смысловые Галлюцинации». — Прим. ред.). Он мой друг, мы были знакомы ещё до того, как он написал песню «Вечно молодой, вечно пьяный». У «Смысловых Галлюцинаций» есть альбом «Разлука Now» — мой любимый альбом. В нём есть такие строчки:

«Мы будем жить с тобой в высохшей скважине,
Если нас выгонят из маленькой хижины,
Будем промышлять с тобой мелкими кражами,
Будем смотреть на всё глазами бесстыжими».

Довольно современный текст, хотя это ещё 1996 год. Записан прекрасно. Я ему звоню, говорю, что хочу снять документальный мюзикл. Он просит дать неделю подумать.

Через неделю иду по Белорусскому мосту в Москве, снова звоню ему. «Послушай, я ведь не Rolling Stones, а ты не Оливер Стоун», — говорит он мне. Справедливо. И так мы решили снимать про молодых.
Его директор Олег Гененфельд сказал тогда: «Вы что, с ума сошли? Ну нет никого, я точно знаю». А мы упёрлись. Я сказал, что надо изучить среду, что запишу обращение, просто его опубликую. И посмотрим. Когда через 72 часа мы получили ответ от 50 групп, которые хотели приехать на кинопробы, директор поднял руки и сказал: «Хорошо, я в деле».

Если ты хочешь снять историю поколения, нужно определиться, кто ты в ней.

Поначалу я почти не участвовал в процессе съёмок. Когда после кинопроб закончились деньги, мы раздали портативные камеры героям, и они самостоятельно снимали то, что считали важным. Я только один раз позвонил, сказал снять Новый год. Мне нужно было собрать их под предлогом хотя бы какого-то события. А дальше они сами.

Я не рассчитывал, что фиксация их жизни как-то на них повлияет. Конечно, если они снимают жизнь вокруг себя, это что-то меняет. Но это делают они, а не я. Вы мучаетесь в жизни, я мучаюсь на монтаже — так это называется?

На кинопробах я хотел собрать три поколения в одном кадре. Вот сидит Шахрин (Владимир Шахрин — лидер группы «Чайф». — Прим. ред.), вот его последователь, а на сцене — никому не известные молодые музыканты. Никогда такого не было.

Я хочу, чтобы люди приходили на фильм с сыновьями, дочерьми и понимали, что да, мы тоже творили безобразие, но теперь я твой папа. Так должно происходить, на мой взгляд. У нас разрушены эти отношения. В 90-е годы у родителей не было времени заниматься детьми. Надо было как-то выживать.

Мы за 20-25 лет закрылись, есть масса препятствий для общения. Это гигантская проблема в прокате: люди не могут дойти до кинотеатра и получить удовольствие.

Когда мы сняли первую часть, мой сопродюсер говорила: «Давай заканчивай». После кинопроб можно смело приписать титры, и всё было бы в порядке. Что давало силы? Упрямство. А с героями — такой «пацанский» договор. Абсолютная искренность очень важна. Надо отдать должное ребятам, они снимали порядка 350 часов материала. Без купюр. Но по условиям нашего человеческого договора замысел требовал финала.

Я собирался снимать распад музыкальной группы «Смысловые Галлюцинации», как распадается легенда. Вот они играют последние восемь месяцев, каждый концерт как последний. Что это вообще такое? Это как развод. Вроде семья, а вроде уже нет. Потрясающая фактура. Но стало очевидно, что у нас нет ресурсов, чтобы ездить с ними в прощальный тур. Все уже были готовы к этому, но мы не сняли. И я сказал: «Давайте я бахну ваш последний концерт». Так завершали «Про рок».

Монтаж фильма занял полтора года. В титрах есть Костя Ларионов, режиссёр монтажа. Он гений, я бы один это не выдержал. Чтобы доделать этот фильм, я создал компанию «Первое кино». Даже в Иркутске теперь есть «Первое кино — Байкал». Оно стало расширяться, потому что в какой-то момент ты не справляешься со всем. Когда в тебе 550 часов материала, ты начинаешь сходить с ума.

Первый режиссёр монтажа Володя просто сломался. Мы с ним как-то попрощались в метро, он ушёл и не вернулся. Позвонил только спустя два месяца. Включил телефон и сказал, что просто не может с этим работать.

Потом пришел Костя. В какой-то момент в монтажной он мне сказал: «Жень, мы не соберём картину. Мне звонят раз в 20 минут, а тебе каждые семь». Спрашиваю, что будем делать? Он сказал, что надо уехать куда-нибудь.

Мы погрузили компьютер, мониторы, диски и уехали в избу в Тверской области. Дальше была «армия»: 7:00 утра — подъем, до 7:30 зарядка. Дальше завтрак, потом мы садимся и работаем до обеда. Обед только тогда, когда склеили эпизод. Потом сон, затем снова работа. В этой деревне смс приносило ветром. Чтобы проверить почту, нужно было шагать 500 метров под антенну, телефон подкидывать.

Как мне Костя потом рассказал, многие американские и канадские режиссёры уезжают из страны монтировать куда-то. Следующую картину мы собрали вчерне в Москве. И мы подумываем, то ли на Байкал рвануть, то ли опять в Тверь. На Байкал дороговато из Москвы, правда.

Часть вторая. Карта Птолемея и жизнь

Документальное кино для меня — способ проживания жизни. Это получение жизненных практик, становление человека. Оно потрясающе тем, что ты всегда встречаешься с удивительными людьми, твой мозг всегда занят кем-то, кто интересен.

Документальное кино растит все остальные формы, виды моей деятельности. Только там ты «сёрфишь» океан жизни. Ты на доске. И либо тебя накроет волной, либо ты выплывешь. Это очень опасный контакт с жизнью, очень острый. Итог для автора непредсказуемый. Поэтому хоть я и пытаюсь бросить его периодически, но не получается.

В кино я пришёл через бальные танцы. Моя мама — учитель немецкого языка, она выступала на конкурсе «Учитель года». Тогда, в 90-е годы, за первое место давали цветной телевизор, за второе — видеомагнитофон. Я молил, чтобы дали второе место, а не первое. Мы с ней станцевали вальс, и у нас появился видеомагнитофон.

За лето я посмотрел 90 картин. Кто из режиссёров на меня повлиял, не знаю. Я просто в тетрадки переписывал сюжеты. При этом в конце кассет были либо японские порнографические мультики, либо, например, какой-то короткий документальный фильм.

Одновременно ходил на работу в кинотеатр — в деревне это центр мира. Я смотрел разное кино. «Танцор диско», потом «Терминатор-2» — такой коктейль. При этом попадал Дзеффирелли, на видеомагнитофоне я в первый раз посмотрел фон Триера.

Сценарий в неигровом кино — как карта Птолемея. Ты постоянно что-то уточняешь, открываешь новые материки. Когда я впрягся в эту историю (съёмку фильма «Про рок». — Прим. ред.), заставил всех близких в неё поверить.

У меня были минуты отчаяния, когда я понимал, что это невозможно, не получается. Какой-то коллективной волей мы это преодолели. Сейчас я одновременно делаю три картины. Они на разных этапах, у всех открытый финал. Ведь когда ты понимаешь его, становится неинтересно, ты форматируешь действительность под себя. Наоборот, она должна тебя вести куда-то, чтобы ты менял свою карту Птолемея, уточнял её. При этом всё, что я сейчас делаю, более предсказуемо, чем «Про рок». Никто не понимал, чем он закончится. Никто.

Я документалист, у меня нет экранов. В Китае к 2020 году, только вдумайтесь, будет 300 тысяч экранов. У нас сейчас 4000 с небольшим, кажется. И даже в этой ситуации мы умудряемся собирать в стране порядка миллиарда евро, примерно половину из которого увозят в Голливуд. При этом у документального кино нет ни одного прокатчика.

С кино в России работают плохо. Скажем, оскаровский мультик на двух тысячах показах собрал 1 миллион 100 тысяч рублей. Фильм «Чайки» с Берлинского кинофестиваля собрал 500 тысяч рублей. Это слёзы.

Что делают прокатчики? У них есть такая штука — must to do (англ. «должны сделать»). То, что ты обязан показать, например, фильм «Дэдпул» на десяти сеансах в день в однозальном кинотеатре. И куда туда пройдёт другая картина? Если отказываешься от десяти сеансов «Дэдпула», касса уйдёт другому кинотеатру. Во Франции, например, есть налог: любая картина, которая приходит в прокатные сети, отчисляет, минуя казначейство, в фонд развития французского кино процент от сборов. Голливуд развивает французское кино.

Телевизор становится анахронизмом, как пейджер. Смотришь ли ты только федеральные каналы или пользуешься сетями, тем же «Ирк.ру»? Пока в России есть «ВКонтакте», торренты и прочая пиратская ерунда, телевизор — передатчик для пиратов. Весь эфир снимается в реальном времени. Как только ты показал картину по телевизору, забудь про театральный прокат. К нам обращались канал «Культура», «Москва 24», но мы не отдаём. Отдадим через пару лет. Фильм не устареет, это точно.

Часть третья. Желающим и начинающим

Театр — совершенно отличная от кинематографа индустрия. Потому что в кино предел — кадр, завтра артисты хуже не сыграют. Это «копийное» искусство. Снял — всё, хоть умри. Да и вообще, в кино одни покойники на экране, если ты смотришь что-то старое. В театре всё живое. Главное — процесс, а не результат. В кино так невозможно. В нём либо сейчас, либо никогда.

Самое главное — замысел. Сначала его нужно обсуждать только с людьми, которые тебя любят. Иначе они его погубят. Второе — замысел всегда нужно формализовать. Написать его, ведь если этого не сделать, тебе будет трудно. Третье — всегда ищи людей, которые уже воплотили часть твоего замысла.

Четвёртое — ищи людей, которым нужна часть твоего замысла. Одному скучно. Наверняка в реальности есть человек, который готов помочь. Просто его нужно найти и пустить, отдать ему кусочек славы, кусочек будущего, кусочек своего сердца. Кино — коллективное творчество. В нём постоянно от кого-то зависишь. Это прекрасная зависимость, и лучше зависеть от любимых людей, чем не от любимых.

Евгений Григорьев
Евгений Григорьев

Пятое — имеет смысл рассказывать замысел людям, которые живут вне орбиты кино. Например, я пойду с Виктором Яковлевичем Кузевановым гулять по дендропарку и расскажу о своём замысле, потому что он главный дендролог. Он посмотрит на него с точки зрения своей профессии, своей жизненной орбиты.

Шестое — участвуй в реализации чужих замыслов, помогай другим людям. Когда смотришь на чужую идею, ты про свою понимаешь больше. За всю жизнь ты снимешь десять картин, может больше, а поучаствовать можешь в 100.

Главное происходит не на съёмочной площадке, не в моей голове, даже не на экране. Главное всегда происходит в зале. Если в нём ничего не происходит, то я проиграл, а то, что я делал, зря. Поэтому я считаю, что одиночный просмотр в «айпадике» — это бессмысленно. Мы учимся друг у друга, каждый из соседей помогает понять экранный текст. В кино и в театр надо ходить. Вы заряжаетесь эмоциями. Телевизор — поток электронов, бьющий в грудную клетку, а кино — луч света из-за спины, освещающий вам дорогу.

Смотрите фильм Евгения Григорьева «Про рок» в кинотеатрах Иркутска с 29 ноября.

Записал Вадим Палько, ИА «Иркутск онлайн»

Загрузить комментарии
Фотография  из 
Закрыть окно можно: нажав Esc на клавиатуре либо в любом свободном от окна месте экрана
Вход
Восстановление пароля