Пожалуйста, отключите AdBlock.
Мы не просим большего, хотя работаем для вас каждый день.
 Спецпроект «День Победы»

Записки Розы Романовой: война и оккупация

Наш редактор Маргарита Романова поделилась семейной реликвией — мемуарами своей бабушки Розы Михайловны Романовой (Сениной). Мы публикуем первую часть её воспоминаний о войне.

Война

Пришёл грозный 1941 год, началась Великая Отечественная война, она нас захватила врасплох. Ни своей квартиры, ни своего хозяйства, даже огорода, это в сельской-то местности (в 1940 году семья Розы переехала в село Изволь Тульской области. — Прим. ред.). Но скоро стали освобождаться дома, с началом войны люди, работающие на Оружейном заводе, начали эвакуироваться вместе с заводом и, конечно, с семьями, до окончания войны.

Итак, нам предложили дом, хозяин его эвакуировался на Урал. Дом стоял на краю деревни, напротив полуразрушенной церкви, около дома были кусты орешника, черёмухи. Нас устраивал этот дом с большим огородом, и главное, сами себе хозяева. Затем случилось так. По нашим деревням и сёлам гнали скот, угоняли их подальше, боясь, что их захватят немцы. Но быстрое и внезапное вторжение немцев заставило людей, гнавших стадо скота, быстро распределить этих животных по домам. И папе досталась половина туши бычка, а свинина была своя. Мы повесили эту тушу в сенях в надежде, что теперь-то мы не будем голодными, если и долго продлится война. В общем, мы себя подготовили.

Довоенное фото, 1937 год. В нижнем ряду слева Сенины Люда и Роза. Учителя — их родители: Михаил Родионович и Елена Владимировна
Довоенное фото, 1937 год. В нижнем ряду слева Сенины Люда и Роза. Учителя — их родители: Михаил Родионович и Елена Владимировна

Папа уходит на фронт

Я не могу без тревоги вспоминать это тревожное, дождливое, холодное осеннее утро. Папе принесли повестку на фронт. Мама и мы плакали, а он нас успокоил, дескать, это ненадолго. Что мы быстро разобьём фашистов и вернёмся домой и опять заживём спокойной жизнью. Мы поверили и успокоились. Собрали его в дальний путь и проводили до сельского совета. Туда подходили всё новые и новые мужчины, и знакомые, и незнакомые. Затем они все пошли на призывной пункт в село Поповка.

Попрощавшись, мы пошли обратно домой, пошёл дождь, мы очень плакали и горевали о папе, зная, что жить нам будет очень тяжело, а когда подошли к дому, то пошёл сильный, хлопьями, ливневой снег. Мы вернулись домой, а когда увидели и уяснили себе, что папы теперь нет и он долго ещё не вернётся, опять наступила печаль и тоска.

В доме было сиротливо. Я никак не могла заснуть, кровать стояла возле окна, а под окном росла красная рябина, она намокла от дождя, на гроздья налип снег, и она склонила свои кисти, стучала мне в окно, как будто тоже тосковала о папе. Измученные ходьбой и переживаниями, мы наконец успокоились и уснули. За хозяина в доме остался Виктор, который сразу же как будто повзрослел после ухода папы.

Перед самым уходом папы на фронт ему дали стельную тёлочку, тоже из угнанного скота, дали с тем расчётом, чтобы сохранить, а после окончания войны нужно было опять вернуть. Это было по всему селу.

Фрагмент записей
Фрагмент записей

Витя — хозяин в 13 лет

Уходя на войну, папа сказал Вите: «Ты теперь остаёшься за хозяина в доме, береги всё, будь мужчиной, ты один мужчина остаёшься в доме». Перед приходом немцев Виктор порубил кур, спрятал надёжно их и свинину, а вот говядину, которая висела в сенях, не убрали, так как соседи уверяли, что немцы вовсе не едят говядину, а только кур и свиное мясо, и то по разрешению хозяев. И мы поверили.

Ночью Виктор старательно закопал в огороде всю политическую литературу: труды Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Ленина, Сталина и свой пионерский галстук и пионерский значок, предварительно завернув эти все вещи в последний полушубок, а земляную яму устлал хлопчатой бумагой и зарыл землёй, забросал картофельной сухой ботвой. Сделано было так хорошо, что мы сами боялись, что не сможем найти эту захоронку…

Послевоенное фото, Роза и Людмила
Послевоенное фото, Роза и Людмила

Немцы

Утром, чуть забрезжил рассвет, в морозном воздухе стал раздаваться какой-то шум, трещание мотоциклов, потом стала доноситься жуткая отрывистая чужая речь немцев. Стало страшно, но Витя нас, как взрослый, успокоил, говорил: «Не бойтесь, немцы ведь такие же люди, как и мы, они не должны нас убивать».

Немцы группами и по двое быстро заскакивали в дома, и к нам быстро вбежали двое немцев, прошлись по комнатам, что-то пролопотали и ушли так же быстро, как пришли. Мы облегченно вздохнули, что вот действительно они ничего и не требуют и сами ничего не берут, значит, и правда говядину они не любят. Но каково же было наше удивление, когда буквально через 20 минут опять мелькнули двое немцев и в сенях перерезали верёвку, мы услышали, как шлёпнулась туша, и только увидели в окно, как немецкий солдат, взвалив на спину и согнувшись в три погибели, потащил нашу говядину. Наверное, они обрадовались и удивились нашему дурацкому простодушию.

К вечеру ещё приходили какие-то солдаты немецкие и спрашивали у мамы, коверкая русские слова: «Матка, а курка есть? А масло есть? А мёд есть?» На что мама отвечала: «Нихт, нихт, нейн», и они уходили, но нас не трогали.

К нам немцы не поселились, боялись партизан, так как дом крайний, недалеко кусты. Зато нам было гораздо хуже, дверь в дом почти не закрывалась. То и дело к нам вваливались солдаты и брали всё, что им нравится. Установилась холодная и снежная зима, и немцы мотали на голову любое платье, платки под каску, а могли обмотать и ноги. Начались для нас жуткие дни.

Немцы нашу школу превратили в свой госпиталь, всё повыкидывали и сожгли: учебные пособия, глобус, карты мира и прочее. Перед школой возвышалась виселица, где для устрашения висел человек с дощечкой, что это партизан. Там страшно было проходить.

По улицам летали листовки за подписью Якова Сталина (Яков Джугашвили, сын Иосифа Сталина — Прим. ред.): «Русские, не сопротивляйтесь, сотрудничайте с немцами, Москве конец». Но мы не верили этим поддельным листовкам и ждали освобождения от этих озверелых немцев.

А на школе висело объявление за подписью Гитлера: «Кто укроет у себя красноармейца или партизана или даст ему продукты или поможет чем-нибудь, тому смертная казнь через повешение, это касается и женщин, смерть не грозит тому, кто быстро известит о происходящем в германскую военную часть».

В Тулу немцев не пустили, там сосредоточились наши войска, наше село Изволь отделяла река Упа, у нас были немцы. Зимой по льду часто к нам переходили партизаны, чтобы узнать численность и мощь немцев. Конечно, часто партизаны могли сделать своё священное дело. Но иногда находились такие люди, докладывали немцам, и тогда жестоко расправлялось с ними немецкое командование.

Были среди наших людей мужчины, не пожелавшие идти на фронт, ждавшие прихода немцев, но их жизнь заканчивалась глупо. Когда уходили, убегали немцы из села, они не хотели брать с собой подлых людей, и народ строго судил этих подонков. Они были посланы на передовую, где и сложили свои тупые головы.

А наша семья была воспитана в духе коммунизма, ничего мы не могли понять в то время, что идёт такая чистка советских, преданных отечеству людей. Это я имею в виду довоенное время. Мы считали, что действительно идёт война с вредителями Советского Союза, так как вокруг говорили и писали о бдительности наших людей. А здесь и действительно вероломное нападение немцев на Советский Союз. Мы пели такие песни: «С нами Сталин родной, Тимошенко герой и наш друг боевой Ворошилов» и ждали, ждали победу, а она всё не приходила. А вот пришла для нас, детей, страшная ночь…

Виктор Сенин (слева) с сослуживцем
Виктор Сенин (слева) с сослуживцем

Страшная ночь

Зимний день кончается быстро, было холодно после недавней метели, снег скрипел под ногами, что-то приболели брат Виктор и сестра Люда. Было холодно и неуютно дома, они заснули, мама что-то нам чинила, а я ни на минуту не оставляла маму, я очень боялась, что с ней что-то случится.

Я вывезла салазки и хотела покататься около дома, одновременно и следить за домом. Не успела я прокатиться, как увидела перед собой немца, который направился к нашему дому. Я скорее побежала домой и увидела солдата. Он что-то осматривал и маме говорил слова: «Матка цвипель», а мама не понимала его. Он тогда заставил зажечь лампу и повёл её в сени и всё говорил «матка цвипель», я плелась за ними испуганная, я думала, что я могла сразу же помочь маме. Наконец, немец ударил своей рукой по лампе, погасил, лампа отлетела в сторону, и он бросился на маму в темноте.

Я обомлела от ужаса, понеслась в дом, кричала: «Караул, ура, караул, маму убивают!»

На мой пронзительный крик выскочили брат и сестра и понеслись кто куда, где-то грохнул выстрел, а немец тут же стремглав понёсся из сеней, бросил маму и куда-то скрылся. Мы ошалели от случившегося, мама плачет, испуганная, растерянная, мы тоже воем, вернулись домой и не знали, что делать, думали, что он ведь опять придёт и нас всех уничтожит, убьет.

На шум прибежала соседка Ольга Сергеевна, тоже учительница, и, выслушав нас, посоветовала сходить пожаловаться в немецкую комендатуру. И мы пошли. Брат с сестрой остались в сенях, а я с мамой вошли в дом. Доложил о нашем визите солдат у дома, он пропустил. За столом за рацией сидел пожилой немец, перед ним стояла чашка с манной кашей, он ужинал прямо за работой. Надо сказать ему спасибо за то, что он спокойно через переводчика выслушал всё, что рассказала мама, и передал, чтобы мы шли и спокойно ложились спать, а завтра утром он соберёт солдат, и мама должна опознать этого бандита, если узнает его, то его накажут по самым строгим законам, а если не узнает, то пусть обижается сама на себя.

И он для уверенности приложил ладонь руки к щеке, сказав тем самым: идите и спите спокойно. Мы ушли, но успокоиться так и не могли всю ночь, только под утро заснули. Конечно, утром мама никуда не пошла и её не вызывали. Она ведь не могла его узнать, было дело-то в сумерках, а в шинелях они все похожи один на другого. Но, слава богу, больше он не приходил, и мы понемногу успокоились. Видно, у немцев тоже была дисциплина строгая.

Письма Виктора Сенина с фронта домой
Письма Виктора Сенина с фронта домой

Шоколадка

Среди немцев тоже были добрые, ласковые солдаты. Я однажды днём с подругой после катанья зашла погреться к ней домой. Женя, моя подруга, перед войной с мамой приехала из Москвы и жила у бабушки в большом доме. В их доме располагался штаб немцев. Войдя в дом, я остановилась около порога, в это время несколько человек немцев, видно, вернулись из разведки, топали в сенях, с сапог обивая снег.

Один из немецких солдат прошёл к столу, весёлый, на столе лежала посылка, он раскрыл её, открыл крышку посылки, сверху взял письмо и, вскрыв его, стал довольно улыбаться и рассматривать какую-то фотокарточку. Потом вдруг увидел меня и подозвал к столу, спросил, как меня зовут, я ответила: «Роза».

Он засмеялся, показывая фото и тыча пальцем на девочку, которая была сфотографирована среди женщины и мужчины, и говоря: «Это тоже Роза, моя Роза». Девочка была тоже полная, беленькая, это, видно, его семья. Потом он стал вытаскивать из ящика свёртки и свёрточки, потом достал большую шоколадку и отдал мне. Я очень обрадовалась, так как сладкого мы давно не ели, и скоро удалилась домой.

Дома я выложила шоколадку, а брат мой, воинственный Витя, назвал меня предательницей и толкнул, хотел даже выкинуть шоколадку, но мама его остановила, сказав, что это не плохо, будем пить чай все, а если выкинешь, всё равно война не кончится и этим поступком ты ничему не поможешь. А бывают и плохие немцы…

На волоске от смерти

У нас дома закончились дрова, и мы втроём пошли в «чернолес» за дровами. Набрали, нарубили сушняка, Витя навязал нам всем по вязанке, как мы увидели двух немцев, быстро приближающихся к нам.

Возможно, они приняли нас за партизан. Они строго спросили у брата, где живём, брат показал на дом, который чуть виднелся вдалеке, и сказал, что у нас нет дров, и мы вот пришли за дровами — он показал взглядом на связанный верёвками сушняк. Вдруг один немец вытащил топор из Витиной связки, окинул нас взглядом и, схватив меня, положил мою голову на мою связку дров и занёс над моей головой топор. Я только слышала далёкий, глухой, как из-под земли, плач и крик, и я больше ничего не помню.

Но я осталась жива. Увидев это страшное зрелище, Витя и Люда начали орать, плакать и толкать их, не помня себя (так они после рассказывали). А немец бросил топор и как-то жутко стал хохотать. Потом они пошли своей дорогой. А брат и сестра привели меня в чувство и подняли, так я и пришла без всяких дров, еле таща ноги. После этого я заболела, но затем всё прошло, и я стала опять жить и радоваться жизни. Только долго заикалась.

Фрагмент записей
Фрагмент записей

Только факты

На одной из улиц села Изволь, Выселках, жила семья Киселёвых. Муж был на фронте, а у тёти Маши было пятеро детей. Около её дома расположилась немецкая походная кухня. Где-то внизу на крючке этой кухни висело ведро с только что полученным спиртом. Этот спирт давали немцам, идущим в разведку.

Около этой кухни не было немцев в этот роковой момент, а тётя Маша, выйдя из дома, быстро сняла ведро с крючка, мгновенно выплеснула содержимое на дорогу и пошла к колодцу за водой, видно, для немцев что-то сварить собиралась и не оказалось воды и ведра.

В этот момент вышел немец из дома и сразу обратил внимание, что нет ведра на крючке. Он догадался, ему навстречу шла тётя Маша, а выплеснутое содержимое было отчётливо видно здесь же, на дороге. Ой, что было!

Немцы так ногами избили тётю Машу, что она потом умерла, были ужасные крики и плач её детей, но ничто не остановило солдат от жестокого избиения этой женщины до смерти.

Случай в Борисове

Произошёл случай в селе Борисове, в 12 километрах от села Изволь. Поехали колхозники на мельницу, чтобы помолоть рожь на муку. Как известно, молодые мужчины были взяты на войну, поэтому поехали женщины, старики, мужчина-инвалид без одной ноги и двое подростков-мальчишек. Всего шесть подвод, на каждой подводе по два человека.

Ехали они лесом, «зеленками». Вдруг услышали, что их нагоняют немцы, бегут, лают собаки немецкие. Женщины прибавили ход, подстегнув лошадей и быков. Немцы всё ближе, кричат, чтобы остановились, но они не послушали немцев и продолжали подгонять обоз, но всё равно немцы их догнали и всех повесили в селе Борисове на школьной площадке. Они их приняли за партизан, и на каждом человеке висела дощечка, где было написано: «Смерть партизанам».

Немцы говорили жителям села, что если бы это были не партизаны, то они бы остановились. А так они, конечно, везли подкрепление партизанам. Стояла жуткая картина, просили, валялись в ногах немцев дети, чтобы не вешали их матерей, просили матери за детей, но их отпихивали ногами немецкие солдаты, считая их партизанами или сообщниками партизан.

Долго висели жители села ни в чём не повинные, до самого изгнания немцев из этого села. Похоронили их, но село долго оплакивало своих детей, матерей и отцов. Освободители стояли у могил, сняв шапки и с поникшими головами, такое горе было для жителей этого села в годину этой страшной для страны войны.

Редакция благодарит семью Романовых за предоставленные записи и фотографии из семейного архива. Присылайте воспоминания родных о Великой Отечественной войне на электронную почту news@irk.ru. Мы опубликуем вашу историю на сайте.

ИА «Иркутск онлайн»

  • Данил Суханов 11 мая 2017 в 16:10

    Грустные истории. Прошлое это, далекое прошлое, даже не наше - наших дедов.

Загрузить комментарии
Фотография  из 
Закрыть окно можно: нажав Esc на клавиатуре либо в любом свободном от окна месте экрана
Вход
Восстановление пароля