Нобелевская премия по литературе всегда непредсказуема, поэтому ожидается с интересом: кто выиграет нынче в эту лотерею. Какие тексты отобрали – то и есть литература. Например, документальная проза Светланы Алексеевич не воспринималась как «литература», «художественное произведение». А вот Нобелевская премия своим выбором подчеркнула: это литература, это писатель. Американскому певцу Бобу Дилану была присуждена Нобелевская премия по литературе. Это первый раз за всю историю, когда данную престижную награду получил человек, известный, прежде всего, как музыкант. Официально премия присуждена «за создание новых поэтических выражений в рамках великой американской песенной традиции». Мало кто ожидал, что Шведская академия расширит диапазон лауреатов настолько, что в их числе окажутся популярные музыканты. Может и правильно. Академикам виднее.
В этом году премии были присуждены именно за литературные достижения. Вручение Нобелевской премии по литературе польке Ольге Токарчук и австрийцу Петеру Хандке хотя бы не удивило. Они известны, образованны, талантливы. НО… Нашего человека, правда, могут насторожить формулировки. Вот о «Бегунах» Токарчук: «за нарративное воображение, энциклопедической страстью представляющие пересечение границ подобно форме жизни». И о Хандке: за «влиятельную работу, исследовавшую периферию и особенности человеческого опыта с лингвистической изобретательностью».
Для Европы тема Токарчук актуальна, для части россиян – тоже: «…мы все привыкли летать на самолетах, экзотические страны перестали быть чем-то недосягаемым, все границы открыты, аэропорты превратились в обыденность. Так уж устроен современный мир…» Язык Ольги Токарчук красив, понятен, легко воспринимается. Поэтому бросаешь читать не сразу. Сквозит мысль: кто не путешествует – тот не живет. Начинаешь комплексовать: хочется читать книгу с содержанием, а не сборник толерантных повестей, отрывочных впечатлений и разрозненных записей. Оценщики произведения посчитали, что это можно назвать романом. Герой романа коллективный. Наблюдения за попутчиками и случайными знакомыми, доступные фрагменты их жизни и образуют сюжет книги. Но то, что привлекает автора, «связано с тягой ко всему искаженному, несовершенному, дефектному, ущербному. Меня влекут погрешности в деле творения, небрежность форм, тупиковые пути…» Это цитата из книги. В таком восприятии и написан «роман». Выхватываются из толп странные чудаковатые люди, вспоминаются странные истории, рождаются странные ассоциации. При чтении охватывает смятение: кажется, что человечество сходит с ума. Обычные ценности даже не рассматриваются. Все, кого она замечает, ведут себя как одержимые.
«Женщина по имени Ингеборг путешествовала вдоль нулевого меридиана. Сама она родом из Исландии, а экспедицию свою начала на Шетландских островах. Ингеборг сетовала, что, разумеется, ей приходится отклоняться от прямой: маршрут целиком и полностью зависит от дорог, курсов кораблей и железнодорожных путей. Но она старалась придерживаться принципа „все время на юг“ и зигзагами лавировала вокруг этой линии. Ингеборг говорила так живо, с таким энтузиазмом, что я не посмела спросить, зачем ей все это. Впрочем, известно, что отвечают в таких случаях: мол, почему бы и нет?»
«Волосы с проседью, седая бородка, летит на конференцию, посвященную консервации анатомических препаратов… Фотографии вагин доктор хранит в картонных узорчатых коробках, которые покупает в „Икее“, от десятилетия к десятилетию менялся лишь орнамент – в зависимости от моды: крикливая вульгарность восьмидесятых, серый лаконизм и чернота девяностых и, наконец, винтаж, поп-арт, этно наших дней. Поэтому даже нет необходимости писать на коробках даты – доктор распознает их с первого взгляда. Однако мечтает о подлинной коллекции, не фотографической». Таков, видно, современный нормальный европеец.
Как и австриец Хандке. «Драматург и сценарист уникальный. Он не рассказывает истории – его пьесы и сценарии представляют собой просто поток слов…» Герои пьес не взаимодействуют, просто говорят, говорят, говорят…, в монологах раскрывая суть драмы. Нобелевскому комитету нравится творчество белых европейских мужчин, пишущих в элитарной поэтической традиции (!). Углубленные специалисты находят в нем сходство с Кафкой, Ионеско, Беккетом. Массовому читателю бессюжетные многословные произведения вряд ли понравятся. Хотя кому нужно мнение какой-то публики? Он начал свою карьеру в 1966-м с бессюжетной пьесы «Оскорбление публики». И так всю жизнь. Но кто не «массовый» – тому понравится.
