В песочнице играют 3 девочки. На вид — класс третий-пятый. Строят вулкан (не спрашивайте, почему). Точнее, строит одна, что постарше, а две другие робко пытаются участвовать. Попытки эти сопровождаются громкими раздраженными вздохами главной проектировщицы: наверное, примерно так же вздыхает ее мама, когда отец снова неправильно выполняет очередное поручение. Впрочем, может, и наоборот.
В перерывах между распорядительными «да не мешай ты!» девочки умудряются вести довольно мирный разговор на какие-то свои темы. Ну, то есть обсуждать, у кого телефон новее и дороже, кому скоро подарят велосипед, где можно купить «такую вот футболку, знаешь, с золотыми буквами». И мальчиков…
Стараюсь не слышать деталей, потому как подробности «кто с кем дружит» у десятилетних вызывают у стороннего человека уж точно не любопытство, а, как минимум, неловкость. Помогаю двухлетнему сыну нагружать машину песком, попутно раздумывая, что именно из доносящегося до наших ушей может, не дай Бог, как-то зафиксироваться в ребёночьей памяти.
Разговор девочек, тем временем, окончательно теряет светскость. И «атаманша», видимо, в ответ на какую-то особо пикантную деталь неизвестной нам соперницы, ровно в стиле соревнования Эллочки-людоедка с Вандербильдихой, изрекает: «А меня мой парень называет „лизунчик“!»
Лопатка выпадает у меня из рук. Уши не то что в трубочку сворачиваются, а будто покрываются каким-то грязным склизким налетом. Хочется немедленно схватить ребенка, вернуться домой, вымыть его и вымыться самому. Тщательно. На два раза.
Товарки, между тем, одобрительно кивают и хмыкают. «Да, это приятно», — важно говорит девятилетняя девочка, сидя на корточках в песочнице.
Видимо, появление своего ребенка меняет не только режим сна и встреч с друзьями, но и картину мира в собственной голове. Раньше я бы просто посмеялся: что эти пигалицы мелют, пытаются походить на взрослых… Сейчас я думаю с некоторым страхом: да, так и есть, но насколько далеко они в реальности способны зайти в своем стремлении если не быть, то казаться? И, главное, как от такого окружения оградить собственного сына? Потому что, как помнится из курса психолого-педагогических наук, на формирование подрастающей личности влияют, плюс-минус, в равной степени семья и среда.
Речь вовсе не о том, чтобы вырастить ребенка в тепличных условиях. Но он должен иметь возможность расти ребенком столько, сколько положено: верить в Деда Мороза в 15 лет, наверное, странновато, но матюгаться, курить и запускать руку в трусы к девкам в 10 еще менее нормально.
Можно обстоятельно и с праведным гневом клеймить виновных в моральном разложении молодежи: правительство, Путина, американцев, масонов, телевидение, пивоваров, фирму «Маттел» — и в каждом случае найдутся доводы с аргументированным происхождением. Но это никак не поможет найти ответ на вопрос «что делать?»
Миры, действительно, слишком разные. И пока они существуют параллельно, максимум неудобства — фоновый информационный шум. Можно зажать нос закрыть уши и побыстрее пройти мимо. Но когда они сталкиваются, вызов аварийных комиссаров не вписывается в сценарий. Потому что если это касается тебя, можно найти компромисс, пусть даже с кратковременным ущербом текущему душевному комфорту. А когда речь идет о твоем ребенке, включаются инстинкты, и первая реакция, которую они диктуют, — ликвидировать угрозу. Пусть она даже морально-этического плана.
Но ведь это дети… Тоже дети. Которым, на твой взгляд, по какой-то причине не повезло в жизни. Которые вместо Луи Буссенара читают паблики с историями, явно нарушающими уголовное законодательство в части возраста согласия. Которые имеют единственную твердую «пятёрку» — по русскому языку в области нецензурной части его лексики, вместо практики в употреблении слов «любовь», «семья», «доверие».
Миры слишком разные. И, признаться, во мне созрело желание, чтобы плотнее, чем в песочнице, они никогда не сталкивались.
P.S. Девочку зовут Таня. Не Елизавета.
