Каждая роль что-то дает

В последнее время ко мне обратились несколько человек с одинаковой просьбой: помочь им достать билеты в Иркутский академический драматический театр имени Охлопкова на любой спектакль с Наталией Королевой. Наверное, здесь нет ничего удивительного — народная любовь к народной артистке совершенно естественна, но… когда я вновь увидела ее в одной из новых постановок («Игрок» Достоевского, где Наталия Королева играет барыню Антониду Васильевну), то сама почувствовала, как спектакль сразу приобрел более яркие краски с появлением артистки на сцене, после чего весь зал оживился и разразился аплодисментами. В спектакле у нее несколько сцен, но мне показалось этого мало, хотелось еще спросить режиссера, «почему так мало Королевой?».

— Вы родились весной в начале апреля. Это прекрасное время, на улице становится тепло… Какое у вас любимое время года?

— Я обожаю весну! И вовсе не потому, что у меня день рождения весной (улыбается), а потому что после зимы все просыпается, ты выходишь из зимней спячки, все оживает, появляется первая зелень, много солнца, много тепла. Я очень люблю это время.

— Вы родились не в Иркутске, детство и юность прошли далеко отсюда. Однако здесь вы живете уже 30 лет. Где вы себя чувствуете наиболее комфортно? У вас есть любимое место, куда хочется возвращаться?

— Мое любимое место — это мой дом в Иркутске. Это место, где мне очень хорошо и куда хочется возвращаться снова и снова. Я бы хотела еще раз побывать в Израиле. Мой муж там был трижды и говорит, что каждый раз — это новые впечатления, туда можно приезжать и приезжать.

— Можно вас назвать авантюрным человеком?

— Наверное, нет. Разве что мой приезд в Иркутск как прыжок в неизведанное, рискованное. Я много раз уже об этом рассказывала. Я рискнула прилететь из Архангельска, через всю страну, в давно сложившийся театральный коллектив, где мне пришлось все начинать сначала… И это был авантюрный шаг с моей стороны. Первые два года мне здесь пришлось очень непросто.

— Сейчас все это прожито, пережито, имеет результат. Как сейчас вы оцениваете тот свой поступок?

— Я же Овен! А про Овнов говорят, что они любимцы космоса. Какая-то интуиция вела меня, подсказывала, что из Архангельска надо срочно уезжать. Это как знак судьбы — мне надо переехать в Иркутск. И оказалось, что это был верный шаг. Я вообще считаю, что больше живу интуицией.

Сначала страшно было. Я скучала. Мы жили в однокомнатной квартире, в которой ничего не было. Помню, на кухне висел репродуктор, по которому диктор объявляла: «Московское время 12 часов». А в Иркутске уже темнеет, уже шестой час! У меня слезы на глазах — в Архангельске день начинается, идет репетиция, а у меня уже вечер, и я никому не нужна… Было невообразимо горько! Но я выстояла. Наверное, где-то благодаря настойчивости: как это я не нужна? Я могу! Я знаю, что могу! Я всегда верила, что настанет мой час. Может, не зря я здесь оказалась, и в другом месте моя судьба так не сложилась бы.

В молодости казалось, что «я бы украсила любой московский театр!» Но когда-то, еще в Свердловске, мой первый главный режиссер сказал: «Наташа, ты пока не уезжай. Я сам тебе найду хороший театр. Тебя сомнут, ты не умеешь локтями работать». Я действительно этого никогда не умела и не умею.

— То есть, несмотря на настойчивость и внутреннюю силу, вы все равно остаетесь достаточно мягким человеком?

— Мне кажется, да. Я очень не люблю конфликтные ситуации и всячески их избегаю. Моя подруга в Свердловске говорила: «Ты, Королева, не борец!» Раньше были популярны всяческие собрания, где было принято ругать руководство. Я никогда не любила в этом участвовать. Мне казалось, что это совсем не наше дело — надо свою работу хорошо делать. Я вообще была такая счастливая: я имею столько работы, и еще мне деньги платят!

— Наверное, это отношение к работе настоящего артиста. Я слышала такое мнение, что артист отдыхает в театре: он от творчества получает удовольствие.

— Это тебе кажется. Мне многие говорят: «Какая у вас интересная профессия». Согласна, это не шапки шить, не у конвейера стоять и не валенки валять. Это действительно творческая работа, но если вспомнить, сколько слез бывает пролито в работе над ролью. Это такие муки! Кто-то мне сказал, что после шахтеров наша профессия считается самой трудной, потому что работаешь своим организмом. Сколько бывает неудовлетворенности — вкалываешь-вкалываешь, а спектакль не получился. Он не приносит тебе полного удовлетворения. У меня так с «Чайкой» было (роль Аркадиной). Спектакль кончится, а мне кажется, что что-то не доделала. Еще в нашей профессии много растоптанных самолюбий. Артист должен подчиниться тому, что от него требуют.

— Требования — это же всегда определенные рамки. Тогда ни есть ли это конец творчества? В моем представлении творчество в рамках невозможно…

— Это в твоем представлении. Наша профессия зависимая. Автор написал пьесу, режиссер придумал спектакль, а ты, будь добр, исполняй. Конечно, у тебя есть своя тропинка создания образа. Ты создаешь его самостоятельно, и без этого не получится роли, если ты будешь ждать постоянных решений сверху. Но наша обязанность — подчиняться воле режиссера. Были такие случаи на моей практике: если сопротивляешься режиссеру, внутренне с ним не согласен и делаешь по-своему, в итоге проигрываешь. Ты поставил себе преграду, стопор, это мешает двигаться вперед.

— Речь идет о сотворчестве?

— Обязательно. И только так.

— У вас огромное множество ролей, причем они все настолько разные: и дамы, и простые женщины, и множество реально существовавших, и героинь, написанных драматургами… Кто из них что-либо изменил в вас, дополнил, заставил о чем-то подумать или очень точно попал?

— Каждая роль тебе что-то дает. Фантазируя на тему судьбы героини, открываешь новое, расшифровываешь автора, находишь биографию, мотивацию. С Виталием Венгером я играла «Женитьбу» Гоголя. Он — Подколесин, я — Агафья Тихоновна. Я так жалела свою героиню! Я в ней открыла замечательные качества, и она мне не казалась смешной и глупой. Я видела в ней настоящую женщину, у которой могла быть прекрасная судьба. Агафья Тихоновна действительно была готова стать женой любому из «женихов», родить детей, быть хорошей матерью. Это в ней согревало и придавало образу особую трогательность. Я выходила на сцену и буквально купалась в этом образе.

Еще одна героиня — Голда из «Поминальной молитвы», которая сначала мне не давалась. Последний монолог Голды я не могла произнести до сдачи спектакля. На репетициях я начинала говорить и замолкала. Что-то происходило внутри меня, и я до сих пор не понимаю, что это было и почему. Только на премьере, когда мне некуда было отступать, я рассказала его до конца. Мне потом писали: «Я желаю, чтобы эти мурашки, которые были у меня во время вашего монолога на „Поминальной молитве“, случались чаще и чаще».

Очень сильно на меня повлияла Тимирева (спектакль «Звезда Адмирала»). Когда мы занялись темой Колчака, я ничего не знала про нее. Для меня было потрясением, что женщина за два года счастья заплатила тридцатью годами заключения. Я читала ее воспоминания, как ее выпустили из тюрьмы, когда Колчак уже был расстрелян, как она работала в библиотеке, снимала комнату на улице Карла Маркса (и я ведь ходила по этим местам!). Я играла Тимиреву в возрасте, а Лена Серова — молодую. Мне на сцене было так легко, я восхищалась Тимиревой! В финале спектакля, когда я читала последние строки о том, что «я еще жива наперекор судьбе…», я смотрела вперед, и было ощущение, что стены раздвигаются, и никого нет, и будто я говорю эти слова самому Колчаку, как будто существует какая-то мистическая связь. Настолько сильно она в меня попала. Эта роль научила меня, какую надо иметь силу, какой надо быть мужественной, чтобы выносить все невзгоды жизни.

— Мне кажется, что это больше мужественность в женственности. Все, о чем вы сейчас говорили, ведь и есть настоящие женские качества: преданность, вера, очень большая любовь. Причем любовь не платоническая, а к вполне реальному человеку, но не опошленная, благородная, огромная…

— Это умение отдавать. Любить надо уметь, мы чаще любим только себя. Любить другого человека — это особое. Представьте, какого Тимирева воспитания, ее отец — директор Московской консерватории, какого она круга. И когда она пишет сестре из ссылки, чтобы та прислала ей кастрюльку!… Человек обрек себя на полное прозябание, нищенское существование, все отдав двум годам с любимым человеком. Как это суметь? Это пример для любой женщины. Моя тема всегда была рассказывать о женщинах не очень счастливых, но очень достойных счастья.

— Может в этом и есть частица вас? Раз это так попадает и в вас, и в зрителя. Если у зала идут мурашки, значит, энергия действительно передается в зал.

— Если этим живешь, если этим заражен, и это очень волнует, то это передается и зрителю. А иначе зачем наша профессия?

Вспомните старуху Анну (спектакль «Последний срок»). Прочитав повесть Валентина Распутина, думаешь: «Боже мой! Это же сыграть невозможно!». Я таких старух обожаю, наслаждаюсь общением с ними. Посмотришь, она сидит где-нибудь в больнице, ей 75 лет, она такая рассудительная: «Мне хватает моей пенсии. Хватает». А там — восемь тысяч. Дети выросли, мужа схоронила. Хочется ей помочь, хотя бы денег дать, но я знаю, что она не возьмет. Когда встречаешь таких русских женщин, думаешь, сколько они вынесли на своих плечах! Как это протранслировать людям? Меня в Тамбове спрашивают (Наталия Королева — лауреат Тамбовского фестиваля имени Н. Х. Рыбакова в номинации «Актриса России»), как вам удалось сыграть старуху Анну? Я им отвечаю, что я сама не знаю, как.

Сколько у меня прекрасных героинь, которыми можно восхищаться — и дворянка, и крестьянка, и купчиха… А все Женщины! И каждая достойна счастья и видит его в любви, в преданности, в детях. Быть матерью, быть женой — самое большое предназначение женщины. Прожив столько лет, я это совершенно точно знаю.

— Вы много работаете с молодыми артистами. Есть что-то такое особое, что бы вы хотели им сказать? Мария Ермолова говорила: «Актера нельзя воспитать и обучить, если не воспитать в нем человека».

— Я всегда говорю своим ученикам, что самое главное воспитать в них людей. Чтобы они были честными в профессии, понимали, что такое нравственность, порядочность. Можно сколько угодно прослушать лекций на эту тему, но если студент сам этого не захочет, педагог его этому не научит.

Кстати, я даже не считаю себя в полном смысле слова педагогом. У меня есть опыт, и я могу им делиться. Ахмат Байрамкулов (доцент СПбГАТИ) говорил мне, что если двое из десяти студентов состоятся как артисты — это уже большая удача педагога. Я могу учить только личным примером и всегда завидую хорошим педагогам — сижу на занятии Владимира Поглазова (профессор Театрального института имени Бориса Щукина) и поражаюсь его педагогическим способностям. Я у него учусь, хотя иногда кажется, что такому научиться нельзя, потому что педагогика — это дар.

— Но в театре служит немало ваших учеников.

— Каждый раз, когда один курс заканчивает, я думаю, что больше не буду браться за это дело.

— Может это просто завышенные требования к самой себе?

— Если вспомнить училище (мне было 14 лет), кажется, что я вообще тогда ничего не понимала и ничему не успела научиться. Я все время что-то наверстывала, читала, догоняла. У нас была замечательная группа, мы постоянно собирались, что-то обсуждали, читали стихи — Евтушенко, Вознесенского, Рождественского. Все время было желание что-то узнать. Материальных интересов не было никаких, только роли, работа, театр — это жизнь моя, это храм. Все этому отдано!

Послесловие

Эта беседа с Наталией Васильевной оставила во мне какой-то невероятно теплый и светлый след. Наверное, со мной поспорят опытные театралы, но я не верю в абсолютную сценическую технику без души (иначе скоро человечество создаст роботов со специально встроенной программой, и они будут играть в театрах вместо артистов. Но я знаю, что этого не будет). У Наталии Королевой — огромная и красивая душа, очень женственная и добрая. И так хочется пожелать ей, чтобы сбылось все, о чем она мечтает, чтобы мы увидели как можно больше этих великолепных женщин, образы которых воплощает она на сцене, чтобы весеннее настроение сопровождало ее каждый день и все вокруг нее были по-настоящему счастливы!

Беседовала Дарья Андреева. Фото Анатолия Бызова и из архива театра