Дела сидельские

В пятницу, 12 июля, иркутский СИЗО № 1 отметил 210 лет со дня основания. Руководство изолятора приоткрыло двери режимного учреждения и показало журналистам условия содержания подследственных. Корреспондент IRK.ru вместе с коллегами побывал в старейшей тюрьме Приангарья и узнал о быте постояльцев иркутского режимного учреждения.

Как дома

Несмотря на пасмурный день, наш экскурсовод, начальник СИЗО № 1 Игорь Мокеев бодр и воодушевлен — роль проводника, мужчину, кажется, совсем не тяготит. Перед выдвижением он подробно рассказывает о схеме экскурсии — нам предстоит посетить дежурную часть, комнаты для общения обвиняемых со следователями и адвокатами, камеры для ранее судимых, женский тюремный блок, музей и лазарет.

В дежурной части нас встретила только одна женщина в форме, всячески старавшаяся сохранить самообладание и не обращать внимание на журналистов, мигом заполнивших тесное помещение. А вот центральный пост видеонаблюдения почему-то был пуст, но начальника изолятора это не смутило. Хотя оператору нужно следить не только за коридорами, но и за видеокартинкой из камер во избежание конфликтов.

— Видеонаблюдение у нас отлажено где-то на 2/3 от необходимого, — поясняет Игорь Мокеев. — Если позволит финансирование, то в этом или следующем году мы полностью закроем нашу потребность в системах видеоконтроля.

Из «дежурки» мы попадаем в коридор с переговорными комнатами для следователей и адвокатов. За окошками десятка стеклянных «аквариумов» с чуть затемненными окнами — свои, личные истории. Но нам не дано узнать, какие именно.

— Все комнаты звуконепроницаемы, а установленные там видеокамеры фиксируют только картинку и не записывают разговоры, — на ходу объяснял журналистам наш проводник.

Поэтому нам, сторонним наблюдателям, остается только гадать о том, какие проблемы решаются по ту сторону стекла. Вот в одной из комнат над кипой бумаг склонился молодой человек в костюме. Видимо, адвокат. А в соседнем «аквариуме» неподвижно, склонив голову, сидит мужчина в спортивном костюме, кажется, о чем-то крепко задумавшись. Следующая переговорная — женщина-адвокат что-то оживленно втолковывает еще одному обитателю СИЗО, периодически потрясая у него перед носом какими-то документами. А в комнатке напротив другой обвиняемый сидит за решеткой и слушает мужчину в форме работника прокуратуры.

Блок, где содержатся неоднократно судимые заключенные, расположился в самом старом здании СИЗО — 1861 года постройки. К слову, как отметил Игорь Мокеев, «бывалые» сидельцы отделены от «новичков» — для них выделен отдельный блок, также как для подростков и женщин. Не пересекаются разные категории арестантов и на прогулке — в каждом блоке предусмотрена своя площадка. Един для всех только режим — в 6 утра подъем, в 10 вечера отбой.

Надзиратель открывает тяжелую металлическую дверь и нашему взору предстает опрятная, очень ухоженная камера: чистые покрашенные стены, ровные ряды идеально заправленных кроватей, столик с нардами, санузел отгорожен стенкой, телевизор, радиоточка, пластиковые окна. Здесь, как и в других типовых камерах СИЗО, содержатся не больше 12 арестованных. При появлении охраны мужчины выстраиваются у дальней стенки и молча, затравленными взглядами, осматривают гостей.

Когда телеоператоры развернули оборудование, часть арестантов заметно оживилась. Но под камеры рвались далеко не все — четверо заключенных отошли в сторонку и наблюдали за происходящим за нашими спинами. Подхожу к одному из арестантов, назвавшемуся Димой. Он, по собственному признанию, регулярный посетитель следственных изоляторов и был неоднократно судим. По его словам, такие цивилизованные условия содержания в Иркутском СИЗО были далеко не всегда.

— Что было и что стало в СИЗО — это просто небо и земля, — уверяет меня Дима. — В 90-х в нашей камере обычно сидело по 70—80 человек, шконки в 3 яруса стояли, и то их не на всех хватало. Да и кормили на пойми чем. Еще я сидел в СИЗО в Тайшете и Тулуне — там до сих пор условия хуже. Там так, как здесь было двадцать лет назад.

— Ну неужели совсем не на что жаловаться? — пытаюсь я вывести собеседника на откровение.
Нет, не на что, — убежденно парирует Дима и расплывается в такой многозначительной улыбке, которую легко можно принять за оскал хищника перед прыжком. — Нас не предупреждали, что вы придете.

А в это время еще один обитатель камеры — изрядно потрепанный жизнью 50-летний мужчина, ранее сидевший за хранение и продажу наркотиков — был более словоохотлив. С довольной улыбкой он вещал телевизионщикам о прекрасных условиях содержания.

— Кормят очень хорошо, дай бог каждому, — воодушевленно описывает свой быт арестант. — Больше скажу, отсюда и уезжать не хочется. Чувствую себя как дома!

Образцово-показательно

Женскому блоку администрация СИЗО дает несколько поблажек. Здесь в каждой камере содержатся не больше 12 человек, но вдобавок есть еще и холодильники, а в санузле обустроен душ. Обстановка более уютная — чувствуются женские руки, приложенные к обустройству комнаты. На столах — неизменный для комнаты комплект для игры в нарды.
— А другие игры здесь не в ходу?
— Другие игры не положено, — объясняет Игорь Мокеев. — Есть утвержденный перечень игр: шашки, шахматы, нарды и домино. Ну и для содержащихся здесь подростков разрешены электронные игрушки. И все.
— А в карты?
— В них конечно можно поиграть, — усмехается начальник. — А потом за это можно в карцер угодить. Периодически изымаем у обвиняемых самодельные колоды.

Пока самые общительные обитательницы женской камеры выдавали очередную хвалебную оду условиям жизни в иркутском СИЗО, я замечаю двух их сокамерниц, пытавшихся укрыться от внимания журналистов за холодильником. Свои имена они категорически просили не раскрывать, потому назовем их условно Илоной и Эльвирой.

— Я обвиняюсь по самой популярной здесь статье — 228-й, — рассказывает Илона. — Тут очень многие сидят за подобные обвинения. Я здесь уже три недели, временно перевели сюда для проверки материалов дела из Усть-Илимского СИЗО. Изначально думала, что останусь на несколько дней, а в итоге задержалась здесь на неопределенное время.

— А вот на прогулке из динамиков очень громко играет музыка, общаться неудобно, — пожаловалась Эльвира, молодая цыганка, одетая в потрепанный цветастый халат. Говорит она очень тихо и невнятно. Как объяснила Илона, цыганка очень плохо владеет русским языком.

— Это сделано, наверное, для того, чтобы мы с другими обвиняемыми ни о каких делах не сговаривались. А так все в порядке. Но, конечно, очень хочется домой, — после этих слов у женщины на глаза навернулись слезы. А Эльвира, поймав настрой, уткнулась в плечо подруги по несчастью и стала тихо всхлипывать.

В больничном крыле изолятора опрятно и тихо. Видно, что в коридорах стационара, как и в остальных корпусах СИЗО, недавно провели ремонт. В кабинетах врачей и процедурных — новое современное оборудование. Для наглядности здесь же нас приглашают посмотреть и палату для заключенных мам с детьми. Для этой категории сидельцев палаты в лазарете были оборудованы, по сути, как мини-квартиры. Тут есть душевая кабина, отдельная кухонька с плитой, раковиной и мягким уголком.

— Беременными их арестовали, — рассказывает начальник изолятора о своих подопечных мамашах. — Потом отсюда под охраной вывезли в роддом, и уже с младенцами вернули обратно. Детей отдавать они отказываются наотрез. Может, это такая линия защиты. Или материнский инстинкт разыгрался.

— Когда они поступили к нам в блок, то не умели не то что обращаться с детьми, но и за личной гигиеной следить, — добавляет сотрудница медблока. — Приходилось их чуть ли не заставлять мыться каждые три-четыре дня. В итоге мы столько провозились с ними, что малыши наших врачей принимают чуть ли не за собственных родителей.

Неслыханная щедрость

На вопрос коллеги, с чем связана такая невероятная финансовая щедрость в отношении сидельцев иркутского изолятора, у Игоря Мокеева простое объяснение — на находящихся в СИЗО людях пока рано ставить обвинительное клеймо. А значит, необходимо обеспечить достойные условия содержания.

— Здесь содержатся люди еще не получившие обвинительный приговор, — ответил начальник изолятора. — Поэтому нельзя их держать в нечеловеческих условиях.

Чуть позже на пресс-конференции начальник СИЗО вспомнил обстановку в изоляторе в тот момент, когда заступил на должность в 1999 году — переполненность камер, антисанитария, перебои с едой. Были в эти годы и попытки побега, порой удачные.

— В основном пытаются сбежать из отряда хозобеспечения, — делится воспоминаниями начальник изолятора. — Один раз было крупное ЧП — через дыру в потолке ушли 18 заключенных. Разобрали кирпичную кладку и сбежали. С большим трудом всех отловили. А еще один подсудимый сбежал в кузове грузовика с грязным бельем.

В свое время здесь бывал известный криминальный авторитет Япончик и многие другие главари преступного мира. А в честь самого известного арестанта — адмирала Колчака — в СИЗО открыт музей. В камере иркутского тюремного замка, где лидер белого движения дожидался приговора, сейчас открыта экспозиция тюремного быта начала 20 века.

***
После более тщательного осмотра коридоров и помещений СИЗО остается двоякое впечатление. Казалось бы, большие денежные вливания от ГУФСИН действительно ушли по назначению. Иркутский СИЗО заметно преобразился. С другой стороны — в приватных беседах арестанты делятся рассказами об избиениях и пытках, выбиваниях признательных показаний.

И от прошедшей экскурсии, несмотря на образцовость показанных камер, остается некоторый привкус фальши. Можно выкрасить стены и причесать заключенных, но репутацию учреждения в одночасье не поправить. На крыльце администрации СИЗО ко мне подошел старик и путано принялся рассказывать о злоключениях своего внука в иркутском изоляторе. Мол, посадили за нарушение правил условного срока, а уже в СИЗО на него пытались повесить убийство почтальона в Шелехове. Но это уже совсем другая история.

Андрей Щепин, IRK.ru