Азбука Иркутска: Волконские

«Мсье Серж»

Потомок Рюриковичей, придворный, великолепный военный, в 24 года ставший генералом, герой Отечественной войны, мыслитель, бунтовщик, государственный преступник, каторжник, отличный садовод и огородник, умудрявшийся выращивать экзоты в морозной Сибири. Все это было вехами жизни одного уникального человека — князя Сергея Григорьевича Волконского.

Он родился в 1788 году, став самым младшим ребенком в семье — у маленького князя было два старших брата и сестра Софья. По отцовской линии он был потомком князей Черниговских Ольговичей — той самой, воинственной ветви Рюриковичей, на счету которой было больше всего междоусобиц. Батюшка, князь Григорий Семенович Волконский, был сподвижником Суворова, Потемкина и Румянцева, большим чудаком и оригиналом. Матушка князя Сергея, княгиня Александра Николаевна, была единственной дочерью фельдмаршала Николая Репнина и наследницей фамилии. Женщина сухого и жесткого нрава, она умела не только держать в руках своего чудаковатого супруга, но и отлично справлялась с дворцовыми интригами.

В 8 лет князь Сергей был записан сержантом в армию, однако считался в отпуске «до окончания курса наук». Реально князь Сергей начал служить с 1805 года, как раз когда Россия присоединилась к коалиции против Наполеона. Князь Сергей завоевывал награды и звания: в 24 года он уже был генералом. Не сторонился молодой князь и двора. В юности Сергей Волконский был довольно хорош собой: высокий, стройный, с модной укладкой и лихими усами. Петербургский свет восхищался им, родители гордились. В свете он быстро заслужил прозвище «гвардейский шалун». За его похождениями следил и сам император Александр Первый, с иронией спрашивая своих подданных: «Чем это мсье Серж отличился на этот раз?».

С началом войны против Наполеона князь Сергей попал в число первого русского отряда партизан. Сергей бился доблестно и усердно, не дождавшись конца войны, он внезапно сорвался за границу — в Лондон и Париж, не получив ни разрешения, ни отпуска. Что делал Волконский в Париже во время «Ста дней» Наполеона — доподлинно не известно никому. Когда корсиканец отправился в ссылку на остров Святой Елены, Волконский вернулся в Петербург. За время «отпуска» князя в Париже родился миф, что он переметнулся на службу к Наполеону, предал родину. Это был крах его блестящей карьеры.

Волконский затаил на императора и сослуживцев страшную обиду. И в то же время он много размышлял над идеями ненавистного Бонапарта, и с каждой новой бессонной ночью, проведенной в раздумьях, эти идеи казались все менее и менее безумными. В 1819 князь по протекции своего давнего друга Михаила Орлова познакомился с Павлом Пестелем, основателем тайного Южного Общества бунтовщиков, которых после назовут декабристами. Волконский буквально влюбился в эту новую, иллюзорную Россию, которую рисовали в своих мечтах, планах и конституциях его новые знакомцы.

В 1821 году князь уезжает на место службы, в глухой украинский город Умань. Через пару лет, во время смотра бригады Волконского, царь похвалил его за отличную службу, и, отведя в сторону, шепнул на ухо «Рад, коли вы, мсье Серж, выбросили из головы разные опасные мысли». Император Александр предпочитал отстраненно и даже меланхолично наблюдать за тем, как заговорщики изнутри стараются развалить на части его империю. «Я не смею осуждать этих людей, в юности у меня были точно такие же взгляды и мечты», — устало говаривал самодержец.

В 1824 году в жизни князя Сергея Волконского произошло еще одно важное событие – он влюбился в свояченицу Орлова, Марию Николаевну Раевскую, — дочь блистательного героя Отечественной войны генерала Раевского. Князь написал ему письмо, в котором почтеннейше просил руки его прелестной дочери. И в тоже время Волконский говорил другу Орлову, что хоть он и не мыслит без Машеньки жизни, он откажется от своего счастья, если его тайная жизнь станет тому помехой. Уже заранее князь выбрал не любовь женщины, а любовь к придуманной им же России.

«Прекрасная Беатриче»

Но отказ он не получил. Генерал Раевский скоро прислал ответ, что счастлив будет видеть его своим зятем. Сейчас это звучит смешно и дико, но в те времена помолвка через переписку жениха и отца невесты — дело обычное.

Марии Раевской в то время было чуть больше 20 лет, и красота ее пленяла всех и каждого. Пушкин запоем писал ей стихи, мечтая «волною лечь к ее ногам». Польский граф Олизер, который сватался и получил отказ, буквально сходил от любви к Марии с ума — он сравнивал ее с возлюбленной Петрарки прекрасной черноокой Беатриче. Княгиня Зинаида Волконская (жена брата Сергея Волконского), восхищенная красотой будущей невестки, называла ее «дева Ганга» из-за черных волос и смуглой кожи, высокого роста и стройного стана. На самом деле в жилах Марии Николаевны текла не индийская и даже не итальянская кровь — от матери, внучки знаменитого Ломоносова, ей досталась толика греческой крови, этим и объяснялась ее редкая для России красота.

Но от взбалмошной и неспокойной матери юная Мария унаследовала только красоту, характер ей достался от папеньки-генерала — спокойный и решительный. Больше всего девушка любила музицировать и петь, этим она занималась с раннего возраста и голосом владела почти профессионально. Ни один званый вечер в дружном доме Раевских не обходился без романсов в исполнении Марии.

Когда отец объявил дочери, что он сосватал ее за князя, она, как и ожидалось, отреагировала спокойно. С ее стороны это, разумеется, был брак не по любви. Своего суженого Мария Николаевна не только не любила, она его даже не знала. К тому же князь Сергей Григорьевич был на 16 лет старше своей избранницы, он был высокий, но сутулый, с уже поседевшими волосами и у него были вставные зубы — своих давно не осталось из-за постоянных войн и походов.

Они обвенчались 11 января 1825 года. В этот день новоиспеченная княгиня была по-особенному тиха и позже сказала, что видела «через свою свадебную вуаль, что ей уготовлена нелегкая судьба». После свадьбы молодым тоже не удалось особо сблизиться, они прожили вместе всего два месяца, как молодая жена заболела. По настоянию врачей, княгиня уехала лечиться в Одессу, муж сопровождать ее не мог — по официальной версии, ему не предоставили отпуск на службе. На самом деле Волконский и сам бы никуда не поехал — он и Пестель спешно готовили самый настоящий военный переворот.

«Конечно, князь не делился со мной своими делами, он тогда еще не имел никакого доверия ко мне», — описывают «Записки» княгини те первые месяцы ее замужества. Ее неведение стихийно оборвалось в одну из холодных ноябрьских ночей, почти сразу после смерти Александра Первого. Князь Сергей ночью разбудил жену и попросил очень тихо и очень быстро растопить очаг на кухне. Княгиня, находящаяся на последнем месяце беременности, долго не могла понять, что же происходит. Князь принес какие-то бумаги и стал спешно жечь их в растопленном очаге. Он тихо сказал «Пестель арестован. За что — не спрашивай».

В конце декабря князь увез жену в имение ее родителей близ Московской губернии, а сам прямо оттуда вернулся в Умань. 2 января 1826 года Мария родила сына Николеньку, а через несколько дней князя Сергея арестовали. В это время княгиня металась в родильной горячке — эта страшная болезнь, которая унесла жизни многих рожениц тех времен, не отпускала ее два месяца. Она все время спрашивала про мужа, родные отводили глаза. Лишь спустя время Раевский признался дочери в том, что ее муж арестован. Отец объявил ей, что не осудит, если она решит расторгнуть брак с Волконским. Император Николай предоставил такую возможность всем женам декабристов, и только одна из них воспользовалась таким шансом. Мария, всегда послушная любимая дочь, взбунтовалась. Как ее ни отговаривали, она поехала в Петербург, добилась свидания с мужем, наносила визиты родственникам супруга, утешая их и мужественно ожидая приговора.

В то время никто не знал, сохранит ли царь жизнь князю. Родственники Марии Николаевны пытаются отговорить ее от общения с Волконскими, даже самый близкий княгине человек — брат Александр — оказывается на стороне родителей. Он силой увозит княгиню обратно в имение родителей, где на коленях умоляет свою Машеньку «одуматься и бросить этого чужого человека».

Волконскому выносят суровый приговор: 20 лет каторги, пожизненная ссылка, конфискация всех званий, чинов и даже княжеского титула. Отныне он и не человек — государственный преступник и каторжник; этапом его отправляют в Сибирь для работы на рудниках — для столичных жителей той эпохи это действительно край света. Тайком от родни Мария пишет письмо на имя императора, благодарит за сохраненную мужу жизнь и просит разрешения последовать за ним на каторгу. Император разрешает, в ответном письме государь пишет: «Я считаю себя обязанным еще раз повторить здесь предостережения, мною уже вам высказанные относительно того, что вас ожидает, лишь только вы проедете далее Иркутска». Мужу Мария Николаевна пишет каждый день, называя его в своих письмах не иначе как «мой кумир Серж» и обещая скорое свидание.

Узнав о решении дочери, старый генерал Раевский кричал и проклинал все на свете. В решении дочери он усматривал «влияние волконских баб». «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!». Он простил дочь только на смертном одре, в 1829 году, его последние слова были именно о дочери «Это самая удивительная женщина, которую я когда-либо знал».

«Гордое терпение» князей Волконских

Мария не вернулась ни через год, ни через десять, ни даже через двадцать лет. В Сибири она прожила долгих 28 лет. Одна из дальних родственниц княгини увидела ее накануне отъезда и описала так: «Ей едва минуло 20 лет, она хрупкая с виду, но мощная женщина. С горящими спокойствием и решимостью глазами, свое она уже отплакала».

В Иркутске губернатор требует у Марии Волконской расписку в том, что «жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, делается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет признаваема не иначе как женою ссыльнокаторжного». Отныне ни денег, ни крепостных, ни драгоценностей, а самое главное — дети, рожденные у князей Волконских, теперь будут не больше, чем заводские крестьяне. Мария Николаевна соглашается на все и, наконец, прибывает в Благодатский рудник в Забайкалье, где и встречается с мужем. Увидев Сергея и услышав звон его цепей, она бросилась на колени и поцеловала его кандалы. Через несколько лет из этих опостылевших железок князь Сергей сделает себе и жене кольца.

Семь месяцев в Благодатском руднике были очень тяжелыми. Свидания с женами каторжникам разрешали редко, женщины же вынуждены были жить в деревянных студеных избах. Княгини Трубецкая и Волконская, оставив великосветские манеры в прошлой жизни, сами готовили, мыли, стирали. Хрупкие молодые аристократки быстро научились колоть дрова, прорубать в дикий мороз прорубь на реке и носить тяжеленные ведра с водой. А главное — не жалеть себя и не жаловаться.

В письмах домой Мария Николаевна пишет: «Я довольна своей судьбой, у меня нет других печалей, кроме тех, которые касаются Сергея». Но судьба продолжала бить храбрую Марию Волконскую и дальше — в 1828 году скончался сын Николенька, через некоторое время не стало и отца, генерала Раевского. После его кончины от матери княгини пришло письмо, все состоящее из ядовитых обвинений в адрес непокорной дочери. Завершала его Раевская словами «Не пишите мне никогда, княгиня. Я вам приказываю». В 1830 году Мария Волконская родила дочь Софью, которая не прожила и дня.

В 1831 году декабристов перевели в новую тюрьму, построенную специально для них в Петровском заводе. Поселение располагалось в яме, вокруг — горы и лес. Там находился завод, на котором плавили железо. Грохот и смог стояли вечные, в общем, самый настоящий ад. Здесь правительство неожиданно пошло навстречу декабристкам. И разрешило жить им вместе с мужьями прямо в казематах.

«Самое нестерпимое в каземате было отсутствие окон. У нас весь день горел огонь, что утомляло зрение», — аккуратно записывала свои воспоминания княгиня. Каждая женщина старалась как можно уютнее украсить свой каземат. Волконская, например, обтянула проплесневевшие и вечно сырые стены дорогими шелковыми занавесками, привезенными из Петербурга. Княгиня привезла с собой еще пару диванчиков и пианино, в общем, получилось даже нарядно. И каждая из дам-декабристок ежедневно писала начальнику Третьего Отделения, всесильному графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу, письма с просьбой пробить окна в казематах. В итоге даже «железный» Бенкендорф сломался и повелел выполнить требование дам, но к тому времени семейным декабристам уже разрешили жить вне тюрьмы. Князь Сергей неожиданно для всех увлекся огородничеством. Средств не хватало, кормить себя и жену чем-то было нужно, вот он и подружился с местными крестьянами. Сибиряки научили его хитростям выращивания овощей и даже фруктов в наших холодных краях. Хоть понемногу, но Волконские привыкали к новой жизни.

В 1832 году у Волконской родился сын Миша, а через два года — дочь Елена, или, по-домашнему, Нэлли. Еще через пять лет Волконского отпустили с каторги на поселение в село Урик в 18 верстах от Иркутска. Здесь князья построили довольно большой дом, деньги на его строительство Мария Николаевна занимала у Екатерины Волконской и потом отдавала долг по крупицам, экономя на всем, чём можно. В 1845 году Марии Волконской и её детям было разрешено по её просьбе поселиться в Иркутске, чтобы её сын мог учиться в гимназии. Сергею Волконскому было разрешено посещать семью дважды в неделю, а спустя некоторое время он тоже смог переехать в Иркутск.

Волконские купили в городе довольно большой участок неподалеку от Преображенской церкви, дом перенесли старый — из Урика. Князь лично руководил всем «переездом» и возведением построек. Дом Волконских был похож и не похож на все типичные дворянские дома. Здесь были и тисненые обои, и витые лестницы, и будуары, и гостиная и прекрасная столовая, и все же это был дом контрастов. Например, в гостиной стояло отличное и очень дорогое фортепьяно, сделанное в Петербурге мастерами из Италии, — подарок сестре от Александра Раевского, а у себя в комнате Мария прятала те самые, выкованные из мужниных цепей кольца. Их княгиня хранила так же трепетно, как любимую музыкальную шкатулку.

Этот необычный дом князей-каторжников быстро стал центром культурной жизни Иркутска. Князь подолгу жил в охотничьих угодьях в Урике, он вообще очень быстро сошелся с крестьянами, быстро сбросил с себя все «княжеские» замашки вместе с отобранным титулом: перестал быть «сиятельством», новые друзья-крестьяне в шутку называли Волконского «сиятельный каторжанин». В своем иркутском доме князь создал целую оранжерею, где возился часами, выращивая капризные экзоты в условиях долгой зимы. Мария Николаевна же «завела» в доме литературный и музыкальный салон. Здесь часто собиралась вся элита иркутского общества, бывали интересные столичные гости.

Больше всего княгиню тяготил тот факт, что она не сможет дать своим детям хорошего воспитания и жизни, которая положена им по праву рождения. Княгиня как могла пыталась решить эту проблему. Красавицу Нэлли в 16 лет мать выдала замуж за видного иркутского чиновника Дмитрия Молчанова. Правда, этот брак оказался несчастливым: вскоре мужа Елены Сергеевны обвинили в растрате, он сошел с ума и умер. Но при этом родственники до последнего не отвернулись от Дмитрия и поддерживали его во всем. Чуть позже Елена вышла замуж за князя Кочубея. Миша же, с отличием окончив иркутскую гимназию, отправился служить в Петербург, и сердце матери немного успокоилось.

Именно он привез в 1856 году в родительский дом новость о том, что декабристам разрешено вернуться в столицы. Такой указ после смерти Николая издал новый император Александр Второй — воспитанный Жуковским, он с юности привык считать декабристов чуть ли не героями. Волконские уехали из Иркутска в 1856 году, будучи оба уже пожилыми и больными.

Мария Николаевна скончалась в 1863 году, почти всю жизнь она писала свои знаменитые «Записки» — и там, несмотря на тяжелую судьбу, между строк читается умиротворенность, покой и мудрость. Свою миссию в жизни эта женщина выполнила. Ее супруг скончался в 1865 году, себя он завещал похоронить в ногах могилы своей Машеньки, в имении дочери Елены в Черниговской области.

«Тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое», — поясняла в одной из последних глав своих «Записок» княгиня Мария Николаевна Волконская.

Благодарим за помощь дружный коллектив Иркутского музея декабристов. Использованы материалы Волконский С.Г. Записки / Изд. подгот. А.З. Тихантовской, Н.Ф. Караш, 6.Н. Капелюш, — Иркутск, 1991. Записки М.Н. Волконской//Своей судьбой гордимся мы. — Иркутск, 1973. Своей судьбой гордимся мы / Сост. М. Сергеев. — Иркутск, 1973.

Надежда Гусевская, ИА «Иркутск онлайн»