Кинокритик Егор Москвитин о запрете «Айты», иркутских воспоминаниях и полуночном кино

– Егор, возвращаться в родной город всегда волнительно. С какими чувствами ты приезжаешь в Иркутск?

– Я уехал семь лет назад. В 2018 году, когда вернулся в Иркутск впервые после переезда, от переизбытка эмоций проспал 17 часов. Мы с друзьями гуляли по городу и каждое место было связано с каким-то воспоминанием: в 130-м квартале я покупал желейные конфеты на развес, а в одном из кинотеатров каждый четверг в 10 утра смотрел кино… С каждым последующим приездом эмоции утихали.

Нынешний мой визит в родной город — уже пятый за прошедший год. Иркутск напомнил мне меня до переезда — молодой город, не начавший взрослую жизнь, с внутренними переживаниями. Здесь много красоты, такого сентиментально осеннего. Но если не хочешь оставаться в этом состоянии, нужно либо придумать что-то взрослое здесь, либо, как в случае моей профессии – оторваться и уехать.

– Любимые места в Иркутске?

– Вся центральная часть города насыщена приятными воспоминаниями. Верхняя и нижняя набережные ассоциируются с запахом свежести после дождя, как в детстве. Приятно вспомнить горку на пересечении Тимирязева и Ленина, где церковь – я жил во дворе напротив, мы постоянно там катались зимой. Вчера мы проходили мимо польского костела, и я вспомнил, что в детстве заставляли ходить туда слушать орган. А сейчас я и сам бы сходил…

Кстати, в прошлом году успел побывать в знаковом для меня месте: лагере на берегу Иркута, в котором я провел все детство. Он назывался «Утес», там отдыхали дети преподавателей ИГУ. Это красивейшее место!

– Недавно ты вернулся из Торонто и Венеции, где проходили кинофестивали. Соскучились ли российские кинокритики по фестивальной жизни?

– Последний раз такой маршрут у меня был 4 года назад, еще до пандемии. Это сильное потрясение: во-первых, ты думаешь, как сильно изменился мир за эти 4 года, во-вторых, анализируешь, что происходило с тобой за это время… Фестивали, они же как дни рождения или Новый год – повод задуматься о жизненных изменениях. Что же касается атмосферы, то никакого напряжения по отношению к российским критикам там не было – никакой политики. Есть ощущение, что люди там немного от этого устали. Всех вновь объединило кино.

– Чем запомнилась фестивальная программа?

– Интересно наблюдать, как эволюционируют режиссеры. Тем более, что в Венеции в основном конкурсе были представлены картины возрастных мастеров: Роману Полански – 90 лет, Вуди Аллену – 87 лет, Лилиане Кавани – 90 лет, Майклу Манну – 82 года, а недавно ушедший из жизни Уильям Фридкин мог бы отметить свое 88-летие. И можно проследить, как менялась тематика их работ. Например, Манн впервые за карьеру не воспевает героев-мужчин, этаких одиноких волков, как это было в «Соучастнике» и «Схватке», а внезапно обращается к теме семьи, вводит женские персонажи, которые спасают мужчин от бессмысленности и беспомощности. Это интересный финал эволюции режиссера, который из супермачо превратился в профеминиста.

В Торонто было чуть больше политических отголосков. Например, в картине Аки Каурисмяки «Опавшие листья» главные герои слушают по радио новости с Украины. Хотя этот режиссер всегда рассказывал магические отстраненные истории о простых людях, переживающих невероятные эмоции и чувства. А эти эпизоды — как некое вторжение актуальной политической повестки в привычный образ мыслей режиссера. И зрителю от этого не по себе.

Но тем не менее, Международный кинофестиваль в Торонто создан, чтобы каждый мог поверить, что мечты сбываются и от того, что зовется выученной беспомощностью, можно избавиться. Задача фестиваля – показать на примере кино (самой яркой фабрики грез), что все возможно. Молодых авторов там очень поддерживают, встречают аплодисментами, все направлено на то, чтобы они расцвели и себя реализовали. Также в основной программе фестиваля много дебютов актеров, которые примерили режиссерское кресло: Кристин Скотт Томас, Крис Пайн, Анна Кендрик. И сами истории – очень вдохновляющие: например, в фильме «Ниад» рассказывают историю женщины, которая переплыла океан между Флоридой и Майами. Поразительная воля и стремление к цели!

– Вернувшись к тому фильму Аки Каурисмяки, где герои слушают новости… А стоит ли кино отражать актуальную повестку?

– Думаю, что это хорошо, когда кино пытается отрефлексировать действительность. Во время просмотра зритель может почувствовать то, от чего в последнее время уклонялся. И это не какая то особенность мировых фестивалей: недавно в прокат вышел российский фильм «1993», где главные герои, муж и жена, оказываются по разные стороны баррикад. Картина была задумана давно, но во время просмотра понимаешь, насколько те события предопределили то, что происходит сейчас, как это похоже, как это страшно. Я за то, чтобы таких фильмов было больше, чтобы кино отражало совершенно разные точки зрения и вело дискуссию через искусство. Не стоит уклоняться от действительности.

– Но порой от нее хочется убежать, судя по триумфу фильмов о метавселенной – «Все, везде и сразу» и «Барби». Первый взял несколько премий «Оскар» в этом году, а второй выдвинут на 15 номинаций. С чем связана тенденция запроса на такое кино?

– Хорошее мейнстримовое кино (а «Оскар» – это мейнстрим) всегда под оболочкой прячет серьезный смысл. Оба фильма придумывают развлекательный движок, с помощью которого тебе комфортно погружаться в глубокое исследование действительности, проводя при этом время весело. «Барби» рассказывает нам об обществе потребления, гендерном неравенстве – причем специально делают жертвой Кена, ведь в реальности чаще всего все наоборот. А «Все, везде и сразу» – история о том, испытывает женщина, которая вынуждена быть сразу и матерью, и женой, и руководителем, все успевать и быть хорошей для всех. Также это картина об интеграции эмигрантов в сообщество, о примирении разных поколений, которые выросли в разных системах ценностей, о сохранении национальной идентичности в большом котле Соединенных Штатов. В конце концов, это фильм о семье, а эта тема стала главной в кинематографе со времен пандемии.

– Поговорим о нашем кинематографе. Какой российский фильм из недавнего времени тебя поразил?

– Помимо «1993» – «Краш-тест». Это дебют Анастасии Борисовой, снятый под руководством Бориса Хлебникова. Анастасия — режиссер из Якутии, но действия происходят не в республике, а в европейской части страны. Героини – три девочки, которые проходят испытания взрослой жизнью. Этакая проверка на прочность – как краш-тест автомобилей. Одна хочет стать певицей, вторая – вырваться из маленького города в Москву, а третья сталкивается с нежелательной беременностью. Фильм показывает, что нынешнее поколение отличается от предыдущего запросом на откровенность, искренность, честность. Обычно в фильмах о конфликте поколений взрослые не договаривают детям, стесняются правды о себе, собственной беспомощности, своих недостатков. А этот фильм заставляет взрослых и детей говорить правду, за которой последует милосердие и примирение, а не попытка бегства и сепарции, как это было раньше в кино (например, в «Разжимая кулаки»). Картина уже успела отметиться на фестивальном уровне: исполнительницы главных ролей получили приз за лучший актерский ансамбль Международного фестиваля дебютных фильмов «Одна шестая».

– Раз уж заговорили о режиссерах из Якутии, не могу не спросить про запрет фильма «Айта» (у картины Степана Бурнашева в сентябре отозвали прокатное удостоверение, так как Роскомнадзор нашел в нем демонстрацию «неравенства по национальному признаку» — прим.авт.).

– Я не согласен с отменой фильма и надеюсь, что когда-нибудь это изменится. В якутском кино вообще есть запрос на рефлексию межнациональных отношений. Например, эта тема раскрывается в картине «Не хороните меня без Ивана», где рассказывают о дружбе якутского крестьянина и русского художника. Фильм напоминает «Зеленую книгу», где представители абсолютно разных идеологических, социальных и расовых групп становятся друзьями.

Мне очень жаль, что запрет «Айты» случился. Потому что в этом фильме наоборот речь идет о примирении людей разных национальностей, о механизмах того, как люди в обществе могут друг друга дополнять. В «Айте» действие идет от конфликта. По сюжету, в якутском селе погибает девочка. Она оставляет предсмертную записку с именем Афоня и все подозревают единственного Афоню в деревне. Он – этнический русский, полицейский, приезжий, который не особо вписывается в местное сообщество. Выяснится, что он ни в чем не виноват, но стресс и напряжение, которое переживают все жители села, а также травля его и его девушки, заставляют всех повзрослеть и начать бережнее относиться друг к другу. Да, все начинается с конфликта, но он приводит к преображению. Это перекликается с книгой «Убить пересмешника», где белый адвокат защищает чернокожего, которого обвиняют в изнасиловании. Так что обвинять «Айту» в том, что он разжигает ксенофобию – все равно что нападать на классику, как «Убить пересмешника» .

— Не отразится ли этот запрет на будущем нашего кино, не станут ли режиссеры осторожничать в рамках художественного высказывания? С учетом того, что в России также вышел закон о запрете пропаганды ЛГБТ… Кстати, правда ли, что в западных фильмах наличие таких персонажей чуть ли не обязательное условие?

— Зачастую в нас самих есть эта самоцензура. А по части тематики ЛГБТ — на самом деле, это наша искаженная оптика. Не все фильмы на Западе такие. Сейчас я посмотрел в Венеции 30 фильмов, а в Торонто 40 — и там не так много персонажей, которые нас бы смутили. Это называется «Синдром Баадера-Майнхоф», когда ты фиксируешься на чем-то и начинаешь видеть это повсюду. Согласно одному исследованию, в американском кино из главных или второстепенных персонажей ЛГБТК+ — просто мизерные цифры. Конечно, есть платформы, которые опираются на фактор представленности разных социальных групп, например, Netflix. Им это нужно, чтобы расширять базу своей аудитории и строить бизнес. Как и любое восприятие информации, тут все зависит от того, благосклонен ли ты к этой теме и на чьей ты стороне. Если не благосклонен и не считаешь это нормальным, то появление таких персонажей будет для тебя пропагандой, если да — то обычным фильмом.

– Недавно ты запустил кинопрокатную компанию. Расскажи об этом проекте.

— Компания называется Midnight — «полночь». Мы хотели показывать соответствующее жанровое кино: ужастики, черные комедии, хорроры, фантастику. Отчасти это дань уважения двум моим любимым фестивалям – Sundance и международному кинофестивалю в Торонто, где есть секции «полночь» и «полночное безумие». К тому же, в России я занимаюсь отбором такого кино на «Хоррор фест» и в секцию «Дикие ночи» ММКФ. И раз уж я круглый год работаю с таким жанром, логичным шагом стала прокатная деятельность. Но по мере того, как мы стали отсматривать фильмы, поняли, что Midnight для нас не только время ночи и безумств, но еще и время, когда один день заканчивается и приходит новый, это время новых надежд и обнуления. Поэтому мы собираем фильмы, которые могут людей вдохновлять. Критерии отбора просты: фильм должен быть в четких рамках жанра, стилистически ярким, в нем должен быть социальный подтекст, а также, как я шутливо говорю, нам должно хватить денег на него, так как мы только начинаем.

Первый наш фильм, который вышел в прокат — одноименный корейский триллер Midnight. В России название перевели как «Не слышу зла». Это картина о слабослышащей девушке, которую преследует маньяк, но никто не хочет ей помогать. Второй фильм – «Шепоты мертвого дома», готическая история ужасов. С одной стороны, это низкий жанр, ужастик, а с другой – большая американская литература, серьезная семейная драма. Во время обсуждения зрители говорили, что этот фильм заставил их проанализировать собственные психологические травмы, прийти к согласию в своих семьях.

Фильм, который мы покажем третьим, не похож на предыдущие картины. «Остров пропавших девчонок» – добрая семейная история о трех сестрах-сиротах, которые отправляются в путешествие по Океану, чтобы их не разлучили, так как старшую хотят удочерить. Это такая диснеевская сказка, и самое волшебное, что актрисы – реальные сестры, их родители выступили режиссерами фильма, а братья помогали писать сценарий и музыку. И, что стоит отметить, это американский фильм, но впервые в прокат он выходит в России. Я надеюсь, что эта картина станет нашим хитом. Пока мы лишь правообладатели картин, так что следующим нашим шагом станет самостоятельная прокатная деятельность.

— Три года назад мы также делали с тобой интервью и на вопрос, какая тема в кино тебя волнует, о чем бы сам хотел снять фильм, ты ответил: «Куда исчезает любовь». А сейчас какие истории тебе интересны?

— Серьезно? Я так сказал? (смеется). Сейчас меня больше волнует, как сохранить и удержать любовь, если она возникла. История, о которой мне хочется рассказать, связана с темой выученной беспомощности. На примере героев фильма, сценарий которого пишу, я хочу показать, что мы можем сделать много хорошего и для себя, и для других. Это история о человеческом подвиге, но он заключается не в преодолении, а в принятии себя. Это спортивная драма, основанная на реальных событиях. Главная героиня — женщина, которая достигает цели в согласии с собой. Но подробности рассказывать не буду: мечту надо беречь.

Элина Халтанова, IRK.ru
Фото Ксении Угольниковой, Александра Иванченко, пресс-службы S7 и с сайта baikalkinofest.ru

Досье:

Егор Москвитин — кинокритик, обозреватель «Правил жизни», внештатный автор «Искусства кино», «Афиши», «Огонька», «Кинопоиска», GQ, Metro и «Коммерсанта». Ведущий рубрики о кино и сериалах на «Авторадио», постоянный эксперт «Коммерсант-ФМ» и «Бизнес-ФМ». Программный директор первого фестиваля сериалов «Пилот», преподаватель Московской школы кино.

Единственный российский критик, который ежегодно посещает все кинофестивали «большой пятёрки»: Санденс, Берлин, Канны, Венецию и Торонто и ведёт репортажи с кино- и телерынков.

Элина Халтанова, IRK.ru