«Начинало светать, и медленно проявлялось зимнее равнинное Приморье, серое, с тальниками и голыми сетчатыми деревьями. Приближался Уссурийск. Женя ехал, замерев в дорожном упоении, и с наслаждением смотрел на широкий капот, раздвигающий синее пространство, и на асфальт в слабеющих фарных снопах. Хотелось, чтоб побыстрей рассвело и открыло окрестность. И ещё хотелось, чтобы все в Красноярье знали, что он несётся по Приморью, и охватывало сладким ознобом, когда он представлял, как выедет в Енисейске на пятачок к автовокзалу, и мужики соберутся вокруг его машины. Особенно нравилось Жене, что у него дизель – как многие сибиряки, он испытывал к дизелям особое расположение, они нравились без объяснений, просто своим рокотком на холостых и мощным приёмом. Да и казалось удивительным, что в легковой машине есть что-то тракторное. И снова пела душа от того, как всё сбылось и как ладно лежит руль в руках…».
Это строки из романа Михаила Тарковского «Тойота-Креста».
В предисловии к роману сказано, что, «говоря о Михаиле Тарковском, всегда подчёркивают, что он, во-первых, племянник одного Тарковского (режиссёра) и внук другого Тарковского (поэта), во-вторых – сбежал из Москвы, едва окончив столичный вуз, и вот уже лет тридцать живёт в далёком селе Бахта Туруханского района Красноярского края, где стал профессиональным охотником. Тарковский осознанно сломал ту свою судьбу, которая была предопределена от рождения, и выстроил другую, которая показалась ему достойнее и правильнее. Сначала он перестал быть москвичом, став сибиряком; потом перестал быть „внуком“ и „племянником“, став самостоятельной фигурой – писателем Михаилом Тарковским, в котором нет ничего вторичного по отношению к знаменитым деду и дяде».
Автобизнес и перегон. У Жени, главного героя романа, эта работа – его мужское счастье. Любовь к автомобилям, знание Сибири и Дальнего Востока, жажда движения, абсолютное понимание психологии земляков давали ему ощущение полноты жизни. Огромные расстояния перегонов вызывают у него чувство необъятности Родины. Он говорит москвичам: «У вас там ничего не знают о России. Вам кажется, что чем дальше от Москвы, тем жизнь слабее, и сначала действительно вроде как провал, а потом начинается совсем другое. И оно, может быть, и скудней, и голодней, но как-то святей, крепче…».
Случилось так, что он полюбил женщину из столицы. Она имела отношение к телевидению и приехала в командировку на съемки. «Красота её казалась щадящей: обычно хотят черты обострить, а здесь смягчали… Другая жизнь сквозила в каждой её черте, она была омыта в ней, как в нежном масле, и сияла мягко и сдержанно. И совсем из другой жизни были дорогие и маленькие серёжки в её ушах, и на губах сальце бесцветной помады, и телефон с дымчатой, полупрозрачной и словно халцедоновой крышечкой, и в её глубине чёрное оконце, где светилось 4:30 московского времени… И был безымянно социален весь её облик, и, чтобы сделать своей эту предельно чужую женщину, требовалось изменить что-то в совсем другом краю жизни…». Какой была её жизнь? Голливудские телепроекты и Каннский фестиваль, показ мод в Гостином Дворе, прохладный офис на Ордынке, просторная квартира на Кутузовском, лаковый немецкий автомобиль, серебристая норковая шубка, телефон с халцедоновой крышечкой, часики на ледяном и плоском змеином пояске и так далее.
Для Жени было значимо совсем другое – родная земля, дорога, природа, люди. Сколько раз «он выезжал сквозь облака на умытую дождём дорогу по сопкам. И туман сначала казался далёким, а после заезда на серпантин наступил огромными живыми клочьями, наваливался медленными пластами и поглощал стеной, крупно клубясь и сеясь почти каплями. А когда отходил, в его молоке проступали свечи огромных пихт, и было видно, как медленно повторяет поворот лесовоз с тремя необхватными мокрыми кедринами. И особенно острым после дождя был запах свежей лиственничной хвои, и возле мангала с шашлыками – дорожный, дымный. В сухую погоду трасса блестела миражными лужами, и глядели сквозь дымку горы, то отступая, то подползая под дорогу, вздымая её где отвесной тайгой, где замшевыми курганами с чёрной щепой могильников. А сколько раз эта же трасса угнетала, давила – холодная, жестокая и сумрачная. Сырой снежной осенью или в чёрно-белую оттепель слякотно шуршала под колёсами, неслась мангалами с сизым дымом, разбитыми машинами, вагончиками шиномонтажа и „камазами“ с разобранными мостами, с водилами у горящих скатов…».
Разные смыслы. Но он потом скажет брату, что если бы Маша стала похожей на него, он бы сразу её разлюбил. История их отношений с предсказуемым концом – не главное в романе.
Роман современный, мужской, сложный – настоящий. Ни в одной книге я не встречала так интересно раскрытую дальневосточную тему, не слышала такого жаргона. Вот диалог с переводом.
«Чо далёко ходить? Тут один, слышь, брат, поехал во Владик за „сиэрвухой“.
– Не волнуйтесь, Мария, я переведу. Наш водитель говорит, что его знакомый поехал во Владивосток за „хондойси-эрви“.
– А евоный, короче, кент нехило сдал трёпа косорылым. А у него…
– Его тамошний друг выгодно продал китайцам партию трепанга…
– А у него в огороде стоят „зубатка“ и „хомяк“. И он говорит, что если тот их заберёт, то отдаст ему по цене „сиэрвухи“ нолёвого „хорька“. Плюс колесья за косарь бакарей.
– У него стоят две старые машины: „корона“ 89-го года с зубастой решёткой и микроавтобус „ниссан-хоми“. Если тот их покупает, то он ему продаёт по цене „хонды“ новый паркетник „тойоту-харриер“. Вместе с комплектом колёс за тысячу долларов.
– А дальше у него зёма в Техасе на „рысаке“. Он на моряке привёз „яйцо“, „гайку“-конструктор и „сайру“.
– В общем, у него друг на станции Тихоокеанская, работает на „эрэсе“ – рыболовном сейнере. На большом пароходе он привёз „яйцо“ – микроавтобус „тойоту-эстиму“ с круглой крышей, минивэн „тойоту-гайю“, растаможенную по запчастям, и „тойоту-соарер“. Серьёзный спортивный автомобиль.
– А третий кент евоный только что колотит „целку“ и хочет её впарить ему вместе с „надюхой“. А себе взять суперового „чифиря“ и „кубик“ для тёлки.
– В общем, ещё один знакомый разбивает купе „тойота-целика“ и хочет продать её вместе с минивэном „тойота-надя“, а себе купить седан бизнес-класса „ниссан-цефиро“ с суперсалоном и городской автомобильчик „ниссан-куб“ для любимой девушки».
Наверно, некоторым читателям это вполне понятно.
Интересно затронута тема духовной жизни героя. Он верующий, даже поющий в церковном хоре и молящийся иногда на трассе в одиночестве. «Потом жил обычной мужицкой жизнью. С матерком, зубоскальством, словечками, с тем самостоятельным и необыкновенно приятным гонорком, сквозящим неприятием официоза и способностью в случае чего разобраться по собственным правилам. И медленно вылезать из „марка“ или „крузака“ в широких спортивных портках и кожаном куртеце, вразвалочку подходить, здороваться, топтаться на хрустящем снегу вокруг новопригнанной машины, базарить на отработанном годами, крепком и взвешенном наречии: „И чо он по топливу?“, „Да нюхает“, „Да ты ччо!“ Службы в храме, и снова порой почти облегчённое притекание к простому и грешному, и привычное уже двоение». В какой-то момент он презирал себя за это. Женя – положительный герой, патриот, очень живой и противоречивый.
Сибиряк, охотник, писатель, краевед Михаил Тарковский не так молод, как его персонаж. Его герои – это сам автор в разных лицах. Об этой книге трудно рассказывать. Её надо читать. Когда уже кажется, что нет новой хорошей прозы, попадается такой роман, и можно жить дальше.
