На минувшей неделе в Иркутске в очередной раз задержали подозреваемого в педофилии. С каждым новым случаем Интернет вновь и вновь бурлит: раздаются традиционные призывы «посадить на кол», отдать извращенцев на расправу родителям, казнить публично на сквере Кирова… Ну, и заодно снова и снова всплывает тема движения «Оккупай-педофиляй». В Иркутске «официальное» сообщество движения в соцсети «Вконтакте» насчитывает почти 3 тысячи участников. За время своего существования оккупайцы провели уже 10 «сафари» — так они называют «охоту» на педофила. Если кто не в курсе, то схема простая: ищется несовершеннолетний доброволец, который выступает «живцом» — при обнаружении жаждущих утех с детскими телами он ведет с ними переписку на начальном этапе. Потом подключаются сами оккупайцы. Главная задача — получить явное и четкое подтверждение намерения вступить в сексуальный контакт с несовершеннолетним. Ну, а дальше назначается встреча…
Процесс «беседы» с предполагаемым педофилом записывается на камеру. Закон этого жанра таков, что ему дают выбор: признать перед объективом, что он педофил и действительно хотел заняться сексом с несовершеннолетним ребенком, или вызвать полицию. Второй вариант выбирают, мягко говоря, редко. Но как показывает недавняя история с Анатолием Филипповым, для задержанного это лучшая самозащита. Потому что несмотря на, казалось бы, неопровержимые доказательства в виде переписки наше законодательство в части борьбы с педофилией далеко не впереди планеты всей.
Комментарий юриста: «Если совсем упростить, то для привлечения подозреваемого к ответственности нужно доказать, что переписку он вел именно с объектом, т.е. с несовершеннолетним. А это очень непросто. Хотя подозреваемый и был уверен, что он ведет переписку с „юным другом“, если доказательств этому нет — то нет и состава преступления».
Получается, что все усилия и громкие разоблачения движения «Оккупай-педофиляй» с правовой точки зрения почти бессмысленны — если говорить именно о последствиях для самих извращенцев. Конечно, репутация разрушена, знакомые перестали здороваться, но сам-то любитель детей по-прежнему остается на свободе. И вполне, кстати, может написать заявление на оккупайцев — как минимум, за незаконное удержание с применением физического воздействия. И даже, как ни парадоксально, за нанесенный моральный ущерб…
Так нужны ли эти разоблачения? — Моё личное мнение: да. Потому что у меня растет сын, и я, конечно, сам буду готов на любые меры, в том числе, подпадающие под действие Уголовного кодекса, чтобы его защитить. И если общество узнало, что один из его членов — педофил, это, конечно, хорошо и правильно. Потому что пусть с точки зрения закона это и не доказано, но если человек пишет, в каких именно позах он хотел бы заняться сексом с 13-летней девочкой, подтвердив, что он знает ее возраст — у кого-то в здравом уме могут возникнуть доводы в его защиту? Так что 400 нахлебников в Государственной Думе, вместо запрета усыновления иностранцами и ужесточения «антиэкстремистских» законов, могли бы хоть раз в жизни заняться чем-нибудь полезным для страны и тех 140 миллионов, что имели несчастье избрать их представлять интересы народа.
А приемлемо ли, что эти разоблачения проходят так, как они проходят? Найти записи во «Вконтакте» несложно, полюбопытствуйте. Что именно меня смущает? — Не сплошной поток мата и даже не возможность физического насилия в виде легкого мордобития. А то, как оккупайцы наслаждаются происходящим. Довольно очевидно, что наслаждаются они тем, что могут на почти законных основаниях производить насилие над другим человеком. Унижать его.
С учетом всего вышенаписанного вы, думаю, понимаете, что сочувствие к педофилу не входит в перечень испытываемых мною эмоций. Но мне не по себе от того, что отдельно взятые члены общества объединяются под эгидой благородного дела — и уже одним этим получают от этого общества индульгенцию на насилие.
Насилие должно быть, сколь бы антилиберально это ни звучало, прерогативой государства. Потому что если каждый гражданин будет считать себя вправе творить его, опираясь на свои собственные жизненные ценности, в считанные мгновения мы переносимся в анархию. Где прав тот, у кого тяжелее дубинка или больше калибр пули.
Значит, государство должно выработать понятийный аппарат, опираясь на который, добровольцы по выявлению педофилов смогут действовать на законных основаниях и в очерченных законом пределах. А пока мы имеем некоторый набор его граждан, объединенных ощущением собственного превосходства и опьяненных возможностью безнаказанного унижения других граждан, пусть и виновных в тяжком преступлении. Пока в Уголовный кодекс все-таки не внесли статью «о причинении позора».
Напоследок вот какая маленькая история: в нескольких городах нашей необъятной по аналогии с «Оккупай-педофиляй» создано движение «Оккупай-геронтофиляй». Его цель — ловить несовершеннолетних гомосексуалистов. Разумеется, как на голубом глазу заявляет основатель движения, — исключительно с целью перевоспитания. От лица некоего совершеннолетнего мужчины подростку предлагается секс за деньги. Если он соглашается, далее все идет по накатанной схеме: далеко не романтическая встреча записывается на камеру. И потом выкладывается в Интернет. «Некоторые мне даже звонили, благодарили потом. Говорили, что многое поняли о жизни, о том, как неправильно жили до этого», — заявляет все тот же основатель движения. Самому ему, кстати, 16 лет.
И от этого всего… как бы выразиться, не прибегая к нецензурной лексике?… Дух захватывает. Потому как что бы там отдельно взятый человек не испытывал по отношению к представителю нетрадиционной сексуальной ориентации, лезть в его личную жизнь и предавать гласности любые ее подробности он не имеет права — тем более, что вменить подростку-гею, в отличие от пойманного на живца педофила, кроме незаконного занятия проституцией, в общем-то, нечего.
И ведь никто из нас не знает, что может не понравиться неудовлетворенным жизнью молодым людям через год. Длинные волосы у парня? Слишком короткие юбки у девушек?
Замерьте длину своих юбок и волос: если общество будет и дальше молчаливо одобрять таких людей, возможно, вам придется изменить ее.
И тогда будет поздно менять что-то еще.
