Это не то, что вы подумали. Это Иркутск весной. В центре или на окраине, утром или вечером, в маленьком старом дворике или стоя на балконе 16 этажа — в любое время и в любом месте глаза различают только вариации цвета пыли, прошлогодних листьев, пасмурного неба и лёгкой депрессии.
И ты, словно ребенок, впервые задумавшийся о том, что родители — страшно сказать! — могут и не быть лучшими людьми на земле, размышляешь, разглядывая грязные узоры на обуви: неужели все города такие? Неужели и там вместе со снегом растаивает половина положенного прошлой осенью асфальта, делая даже центральные дороги неотличимыми от бугристой кожи переболевшего оспой? Неужели и там любой газон обсевается собачьим дерьмом, даже во дворе слабозаселенной новостройки, и все это талыми водами выносится на тротуары, потому что ни одной из всевозможных организаций, занимающихся городским благоустройством, за несколько десятков лет ни пришло в голову сделать бордюры на несколько сантиметров выше уровня газонов? Неужели и там лень собакозаводчиков всегда перевешивает вроде бы присущее любому нормальному человеку нормальное нежелание отмывать обувь от экскрементов питомцев, и далеко не факт, что именно их? Неужели и там именно весной становится особенно заметным, что с каждым годом деревьев в городе всё меньше, а бизнес-центров всё больше? Неужели и там настолько грязно везде и всегда, что прошлым летом наново выбеленные здания нынешней весной выглядят, как декорации в очередному фильму в жанре «зомби-апокалипсис»?Неужели и там горожане идеально вписываются в эти декорации — не столько землистым цветом, сколько выражением лиц, в котором безучастность странным, но неотъемлемым образом смешивается с агрессией?
Впрочем, весна способна разбудить инстинкты, отличные от голода, даже в обитателях таких декораций. Хотя почему отличные? — это тоже голод, голод и жажда. Внимания. Их мощь обратно пропорциональна возрасту иркутян и прямо пропорциональна наличию свободного времени.
Температура окружающей среды, позволяющая показать оголенные ноги без опасения усеять их мурашками, принуждает нимф немедленно надеть шорты и юбки длины, которая заставляет бабушек сердито шушукаться, а особо активных и нестеснительных из них — просто плевать вслед.
Температура окружающей среды, позволяющая в чём-то тоньше пуховика не стучать зубами, краснея носом, принуждает искателей нимф облачиться в «спортивные» костюмы Bosco, имеющие отношение к спорту столь же отдаленное, как их псевдофольклорный декор — к русской национальной эстетике.
И все они выходят на Весенний Парад. Кажется, они всю зиму сдерживали любой смех — настолько громко он звучит сейчас. Кажется, они всю зиму были лишены человеческого общения — настолько ярок макияж дам и интенсивен парфюмный шлейф джентльменов. Кажется, они всю зиму провели в анабиозе — настолько голодны взгляды, вне зависимости от пола их обладателей.
Растаявшие дороги, грязь фасадов, пыль газонов, плоская муть небосклона, растрескавшиеся ветки деревьев и глаза, в которых не просматриваются другие эмоции, кроме Голода, — все это, наслаиваясь, и смешивается в 50 оттенков серого.
И тут либо переходить к практическому выяснению ответов на вопросы «Неужели и в других городах…?», либо каждую минуту помнить, что уже в мае распустятся деревья, залатают самые жуткие дыры в асфальте, помоют хотя бы некоторые фасады и витрины, зазеленеют газоны, скрывая результаты актов дефекации «почти членов семьи», а небо выздоровеет от весенней плоскости и мутности, обретя радостную прозрачность и голубую глубину.
В городе изменится всё. Кроме людей.
