«Здесь спокойно, тихонько кочуем». Оленеводы — о жизни в тайге

Жители Ербогачена из числа старшего поколения без промедления назовут известных кочевников из Тетеи, Хамакара, Наканно, вспомнят места стойбищ до перехода эвенков на оседлый образ жизни. Сегодня на площади более 130 тысяч квадратных километров всего лишь четыре семьи эвенков ведут традиционный образ жизни, поголовье животных сократилось в тысячи раз!

Курс на Дагылган

Расстояние от райцентра Ербогачёна до речки Дагылган, служившей ориентиром, даже на карте казалось просто огромным. На Дагылгане нас ждал проводник Виктор Сычёгер, точно знавший местоположение стойбища родственника Ивана Лазаревича Сычёгира, ожидавшего нас почти неделю.

Порядка полутора часов ушло на погрузку вездехода, его кузов загружали согласно длинного списка: мука, сахар, одежда, растительное масло, чай, лапша, своеобразной вишенкой продуктового набора стал арбуз. Как выяснилось позже, одна из женщин стойбища никогда не пробовала большую ягоду. Рабочую одежду — дождевики, сапоги грузили поверх продуктов, отдельно шли книги. Литература в тайге пользуется особым спросом, там даже обыкновенный листок перекидного календаря перечитывают несколько раз.

Нина Глебовна Вейсалова, первый вице-президент Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, специально прилетевшая из Санкт-Петербурга, несколько раз перечитывала список: дорога предстояла не самая лёгкая и месить дважды топи и болота было не с руки. Хотя началась поездка слишком гладко. Сильно обмелевшую Нижнюю Тунгуска вездеход форсировал без проблем. Но едва участники успели расслабиться, любуясь сенокосными лугами с большими и малыми озёрами, между которыми в сторону горизонта вела едва заметная колея, как вездеход буквально провалился, казалось бы, на ровном месте.

После минутного замешательства наш водитель Сергей, сделал вывод, что за три месяца солнце растопило вечную мерзлоту, метровый слой мха и торфа надежно маскирует растаявший лёд, поэтому машина может застрять в любой момент. Сотовые телефоны еще хватались за край цивилизации, и Сергей запросил помощь тягача в посёлке. Пока шли переговоры, вся группа не сговариваясь полезла в багаж за репеллентами, - мошкара атаковала мгновенно, без преувеличения они роилась над нами тучей. Спреи помогали от силы 8-10 минут.

В механизированной помощи в поселке отказали – тягач находился где-то далеко, а группа находилась в самом начале пути. В сложившейся ситуации мы целиком и полностью полагались на опыт и чутье водителя, ну и на удачу, конечно, куда же без неё в лесу. И удача, как нельзя кстати, оказалась на нашей стороне. Провалившийся в трясину вездеход смог выбраться самостоятельно с первой попытки, чему не меньше нашего удивился водитель. Правда, бонусом к провалу слетела гусеница, но её сообща довольно быстро вернули на место.

Таёжные просеки

Несколько часов дорога шла по просекам, или геопрофилям сейсморазведки, которые делят тайгу на ровные квадраты. Со временем просеки изрядно заросли молодой порослью и дорога уже едва угадывается. Лязг гусениц пугал выводки глухарей, зайцев, которые, повинуясь инстинкту, пытались скрыться, но по неопытности бежали впереди вездехода и только потом резко ныряли в чащу. По краю профиля еще с прошлого охотничьего сезона висели банки и болтались на проволоке закрытые капканы. Промысел соболя начнется не раньше ноября. Даже пасторальная картина не давала расслабиться ни на секунду, приходилось всё время следить за нависающими над просекой ветками: чуть проморгал и тут же получаешь горячую бодрящую пощечину. Периодически мы оглядывались – на самом верху вездехода, держась за веревки, словно за поводья, сидела Ия Ивановна Цуркан.

Крыша вездехода, как выяснилось, излюбленное место 70-летней пенсионерки, потому что в кузове машины угарно и все время укачивает. Наш броневик расталкивал, гнул, ломал зелень, успевшую оккупировать геопрофиль, со стороны это скорее походило на то, как машина пытается раздвинуть зеленый занавес, казалось, вот-вот расступятся молодые березы и появится стойбище, но оно не появилось ни через час, ни через два, ни через пять. Лишь поздним вечером дорога привела нас к стоянке Виктора Сычёгира. Вместе с женой Светланой много лет они живут на берегу обмелевшего Дагылгана. Проблемы со зрением не позволяют Виктору держать оленей, и он занимается в основном рыбалкой и охотой. С Большой земли эвенкам привезли продукты и необходимые вещи, самые востребованные из которых – дождевые плащи и налобные фонарики. Однако выгрузку посылок решили перенести на утро.

К плотным сумеркам добавился густой туман, мгновенно окутавшие стойбище, непрозрачно намекая, что придется ночевать, потому что передвигаться в темноте крайне опасно. Тем более от стоянки Виктора не наблюдалось дорог ни в одну из сторон. Летом здесь ходят исключительно пешком, и только зимой передвигаются на снегоходе.

– Сосед недавно приходил, собак пришлось спустить, – без предисловий сообщил утром Виктор, разжигая костер.

«Хренасе, гостеприимство», – хлобыстнуло в голове.

– Вдоль Дагылгана ушел в распадок…

Оказалось, что соседом Виктор называет медведя. Немного позже мы узнали, что эвенков особые отношения с хозяином тайги.

Новости с Большой земли, или Рассказ о чудо–приборе

На заключительном этапе таёжной командировки именно Виктор выступал в качестве проводника. Несколько часов вездеход топтал зелёную поросль изрядно заросшего профиля, и казалось, что нога человека не ступала здесь много лет. И только специальные метки – затеси, предусмотрительно оставленные оленеводами на деревьях, позволили найти стойбище.

Летом эвенки нередко практикуют совместные кочевки. К нашему приезду свои стада временно объединили Иван Лазаревич Сычёгир и Евгений Галин. Бонусом с территории Красноярского края «на огонёк» заглянул Яков Каплин. Для эвенков переход в 50-60 километров – обычное дело.

Хозяева стойбища соскучились по гостям, по новостям с Большой земли, потому что не были даже в райцентре уже несколько лет. Связь с внешним миром им помогает поддерживать охрипшая лет 40 назад рация. Спутниковый телефон предусмотрен на случай непредвиденных обстоятельств, часто звонить – слишком накладно.

– Я был в Ангарске в 1993-м году, не особо там понравилось, суета сплошная, – короткая фраза Евгения Галина иллюстрирует представление оленеводов о внешнем мире.
– Что происходит в мире? Кто в правительстве главный сегодня?
– Михаил Мишустин..
– Подождите, а Путин?
– Путин – президент, а Мишустин – председатель правительства.

Из нововведений в сфере технического прогресса Ивана Лазаревича интересуют видеозвонки.

– Говорят, что сейчас по телефону можно позвонить и увидеть того, с кем разговариваешь, правда или нет?
– Да, набираешь через вайбер и ватсап, и общаешься в режиме «видео».
– Интересно, я бы со многими так поболтал, а то забыл, как мои знакомые выглядят.

Сотовые телефоны оленеводы используют исключительно для того, чтобы снять интересные фотографии или видео во время переходов или охоты. Основным источником знаний остаются книги, оленеводы просят пополнять походную библиотеку с каждой оказией, обмениваясь затем между собой литературой.

Хлеб – как прототип героя русской сказки

Олени, разбежавшиеся по лесу от грохота вездехода, тем временем постепенно возвращаются на место дневной лёжки, устроенной возле дымокуров, защищающих животных от кровожадного гнуса и мошкары. Пасутся животные строго по ночам. Почти у каждого животного на шее колокольчик, помогающий при необходимости найти заблудшего оленя в лесной чаще. Это самый желанный подарок оленеводам, потому что колокольчиков на всех животных не хватает, поэтому их мастерят даже из консервных банок, подвешивая свинцовый груз. Звук, конечно, не тот, но функцию свою выполняет.

Днём эвенки доят оленей, молоко которых является основным продуктом питания, особенно когда не получается добыть дикого зверя. Хлеб оленеводы пекут сами. Ароматные караваи на эвенкийском языке называются колобо, по форме напоминают известного героя русских народных сказок колобка.

Справедливости ради стоит сказать, что еще в перечне блюд «Росписи царским кушаньям», издаваемых в Москве в 1610 -1613 годах, встречается колоб, выпекаемый из трех лопаток муки, 25 яиц и 3 гривенок говяжьего сала. Существуют и другие версии происхождения слова «колобок».

Сюжет сказки отчасти трактует процесс приготовления колобо. Ответственной за хлебопечение в стойбище является самая почтенная жительница Мария Лазаревна. С утра женщина замешивает бездрожжевое тесто, затем каравай заворачивает в газеты и закапывает в горячую золу костра.

Пока прототип героя русской сказки румянит бока в золе, Мария Лазаревна согласилась рассказать о себе.

– Родилась и живу в лесу вот уже 68 лет, скажи кому – не поверит. В школе проучилась всего два года, мама Татьяна Степановна забрала меня со второго класса интерната и увезла в стойбище, надо было приглядывать за младшими братьями и сестрами, пока взрослые на охоте, – вспоминает пенсионерка, – В Ербогачене уже шесть лет не была, когда поеду непонятно, коронавирусом всех пугают. Здесь спокойно, тихонько кочуем. Хотя и в лесу жизнь меняется, уже нет замшевых старинных чумов, в которых старики жили, они никакой мороз не пропускали. Я вот, например, родилась в марте, ничего, выжила. Правда, дедушка железную печь топил день и ночь. В семидесятые годы стали строить зимовья по несколько сразу, чтобы со снегом кочевать от одного к другому. Олени не могут долго находиться на одном месте, как только ягель съели, надо перегонять. Помню, жили бедно, никакой связи, не знали, что происходит в мире. В семидесятые годы появились радиоприемники «Спидола», их все покупали и слушали после охоты. Из каждого чума песни доносились. Весело было! Потом рации пошли, сейчас, вот, спутниковые телефоны, если надо срочно позвонить, правда, радио опять замолчало. Жизнь в обратную сторону повернулась, что ли, не пойму.

Вот чего Мария Лазаревна не научилась за шестьдесят лет, так это охотиться. По молодости, говорит, заблудилась, ушла не в ту сторону, отец Лазарь Петрович долго искал, а после этого не пускал одну в лес. Ружье держать умеет и выстрелит, если надо, но целенаправленно на промысел не ходит, хотя её мать постоянно за белкой ходила. Соболя тогда не было, его из баргузинской тайги завезли позже.

Полноценной медицинской помощи оленеводы не видели никогда. Раньше функции лекаря выполнял шаман, сейчас можно вызвать санавиацию, но это в крайнем случае. Лечатся народными средствами.

– Я помню последнего шамана, его звали Яков Поликарпович, однажды кто-то из детей заболел, его из другого стойбища привезли и давай уговаривать камлать, просить у духов здоровья детям. Уговорили. Шаман оделся, как положено, и давай вокруг чума ходить. Ходит, поёт что-то, а наши старики ему подпевают. В конце камлания все поднимают руки и опуская произносят: «А-а-а –хык!» Всё, значит, закончился обряд. У нас в семье была Шура, она заболела менингитом, так шаман как-то вылечил её, нормальная стала. Че-то нашаманил, помогло Шуре. С уходом Якова Поликарповича не стало шаманов.

Через несколько часов хлеб-колобо испекся. Хозяйка снимает обуглившиеся газеты, сметает гусиным пером пепел, дает остыть. К свежему караваю отлично идёт взбитое оленье молоко, напоминающее пенку кофе латте, и свежая голубика. Ягода в этом году уродилась редкая и мелкая, но на десерт вполне хватило.

Таёжно-кочевая жена

Во время послеобеденного разговора неожиданно возникла тема двоеженства у эвенков. Поскольку многоженство в первую очередь ассоциируется с Востоком, с мусульманскими традициями, то была уверенность, что это эвенкийская шутка-розыгрыш, но нет. Оказалось, что на Севере, такая форма семейной жизни была даже более многообразной, чем на Востоке.

У ненцев и хантов, например, многоженство существовало в формах левирата — так называется брак со вдовой брата, или сорората — женитьба на двух сестрах.

И, хотя, случаи двоеженства для эвенков особо не характерны, но они были. Историю из своей родословной рассказала Ия Цуркан.

–Моя бабушка (мамина мама) Марфа Николаевна, в возрасте 37 лет была еще не замужем, не получилось, - рассказывает Ия Ивановна. – Парень, которого любила, погиб на охоте, и она решила, что никто ей не нужен. Жили зажиточно, отец был шаманом, но в личной жизни не везло. Однажды с Красноярского края к ним пришел паренек Матвей 17 лет, сирота, бедненький.

Он хотел посвататься к младшей сестре, которую звали Мария Николаевна, но отец хотел сначала выдать старшую дочь, считавшуюся по деревенским меркам старой девой, перечить ему никто не решился. По воспоминаниям бабушки Марфы, долгое время у них с Матвеем не было никаких отношений, жили как брат с сестрой.

Примерно через год Марфа Николаевна все-таки забеременела и родила мою маму Надежду Матвеевну. Осмелившись она однажды сказала отцу, мол, пусть Матвей живет с Марией, они ведь любят друг друга, я не против. Но отец стоял на своем, Матвей должен жить с обеими.
В итоге бабушка Марфа осталась жить в деревне, а с Марией Матвей кочевали в лесу. Он обеспечивал обеих, никто не обижался. Первая жена ему родила восемь детей и другая жена столько же.

Детей много умирало, но никто не знал от чего, врачей ведь и в помине не было. Считалось, если умер – значит, так угодно духам.

Ели много мяса, в том числе сырое. Любили медвежатину, а она часть попадает нехорошая. Прадед считал, что через смерть внучат духи его наказывают, потому что когда-то по молодости неправильно шаманил людям. Дед Матвей умер рано, в 64 года, простыл на охоте.

Марфа Николаевна рано ослепла, но дожила до 94 лет и до последнего на ощупь шила унты.

Отдых перед большой кочёвкой

На первый взгляд, жизнь в стойбище кажется чересчур размеренной. Временное затишье – предвестник большой работы. В ближайшее время оленеводы начнут городить огороды – так называются изгороди, в которых содержатся олени во время осеннего гона вплоть до снега. В это время хозяева стойбища временно поменяют свою спецификацию, отправившись на промысел пушного зверя, в том числе соболя.

Лучше Сычегиров вряд ли кто-нибудь в округе знает охотничий промысел, а иначе быть не может. Ведь первый раз выстрелить из ружья Ивану дозволили в пять лет.

– Пошли c отцом на лодке-берестянке ставить сети на карасей. Собаки вдруг залаяли, будто загнали сохатого в озеро. Подплываем, точно! Вот тогда отец и дал ружье, позволив выстрелить. Не знаю, попал или нет. Скорее, всего он зверя уже ранил, надо было добрать просто. Помню, выстрел – толчок и в ушах зазвенело. А самостоятельно лося добыл, когда учился в школе. Мы только пришли на новое место, взрослые обустраивали табор, собаки залаяли на берегу Кочёмы, меня и отправили посмотреть, на кого они лают. Подкрался, смотрю – сохатый! Давай подходить ближе, у нас тогда только тозовки были. Прицелился хорошо, выстрелил, сохатый завалился в воду. Одному его не вытащить никак, взрослый даже не сможет. Побежал в стойбище, кричу: «Сохатого добыл!».

Вот радости-то было – охотником стал! Тогда кочевали семьями по шесть-семь чумов одновременно. Мясо разделили на всех, у нас так принято, это называется нимат – такой обычай дележа крупной добычи. В следующий раз кто-то другой добудет, и также разделят, поэтому все время с мясом жили. И волка в первый раз добыл в школе. На мартовских каникулах приехал к родителям. Пошли на нартах и возле лабаза на свежий след наткнулись. Оленей привязали, чтобы выстрела не испугались. Отец ушел, велел ждать. Стоя смотрю на просеку, но никого нет, жутковато стало. Вдруг что-то мелькнуло, смотрю, он выскочил, остановился смотрит на меня, потом оскалился, ну, я и выстрелил. Тогда у нас была уже пятизарядка, но попал с первого раза. Волк обмяк как-то сразу, но нашел в себе силы и кинулся в кустарник, там отец его и добрал.

Дедушка амака

У эвенков особое отношение к медведю – уважительное, потому что приходится делить с ним одну тайгу.

–Почему мы не боимся медведя, ходим спокойно без ружья? – спрашивает меня Иван Лазаревич. – Потому что у нас разные с медведем тропы. Даже если встретимся, он уйдет с нашей тропы. И потом старики всегда говорили, что медведь все слышит и понимает, даже когда спит зимой в берлоге, поэтому не надо про него плохо говорить, тем более угрожать. Русские обычно так поступают. Медведь раскурочит зимовье, вот они и начинают: «Да я с него шкуру спущу!» Так нельзя, он слышит и потом начинает мстить. А мы уважительно относимся, называем его амака, то есть дедушка. Его добывали в крайнем случае, всегда просили прощения, когда ели, изображали ворона.

И тут я вспомнил про «соседа», на которого Виктор Петрович предусмотрительно спустил собак.

– Летом оленей пасёт гнус, они сбиваются возле дымокура, а осенью насекомых нет, да ещё и гон начинается. Бывало, в загон приходили дикие самцы, устраивая турниры с домашними оленями, – рассказывает Иван Лазаревич. – Смотрим, как только олени в загоне корм выщипали и вытоптали, еще пригораживаем территорию, чтобы в конечном итоге продержаться до снега. Потом запрягаем оленей в нарты и аргишим (кочуем – авт.) от зимовья к зимовью до самой весны.

***

В советское время все оленеводы были штатными охотниками некогда могущественной организации «Коопзверопромхоз», где получали ружья порох и зарплату, а взамен сдавали государству мягкое золото. Сейчас ситуация изменилась коренным образом. Пушнина централизованно больше не закупается, все отдано перекупщикам. Зарплату оленеводам никто не платит, в светлом будущем их ожидает социальная пенсия. Но ко всему этому эвенки относятся философски, живут тем, что добудут. Больше всего их беспокоит проблема сохранения ягеля от лесных пожаров. Будет ягель, значит сохранятся олени, а с ними эвенки никогда не пропадут!

Борис Слепнёв, фото автора

Борис Слепнёв, специально для IRK.ru